Афинские убийства - Хосе Карлос Сомоса Страница 15

– Конечно, ему, – сказал Гераклес. И помолчав, прибавил: – Но лишь в том случае, если мне было бы дозволено говорить во время плавания.

– Говорить! Говорить! – вышел из себя Диагор. – К чему тебе твое право голоса, если ты почти им не пользуешься?

– Не забывай, что право говорить заключается еще и в праве молчать, когда хочется. И позволь мне воспользоваться этим правом и прекратить наш разговор, потому что больше всего на свете я не люблю зря тратить время, и хотя я толком не знаю, что это значит, спор с философом о политике очень похож на пустую трату времени. Ты получил мою записку без задержки?

– Да, и должен сказать тебе, что сегодня утром у Анфиса и Эвния нет занятий в Академии, так что мы найдем их в гимнасии Колонов. Но, Зевса ради, я думал, ты придешь пораньше. Я жду тебя в Стое с тех пор, как открыли рынок, а уже почти полдень.

– Я встал с рассветом, но у меня не было времени прийти к тебе: я кое-что разведывал.

– Для моего расследования? – оживился Диагор.

– Нет, для моего. – Гераклес остановился перед тележкой продавца сладких смокв. – Не забывай, Диагор, работа – моя, хоть и платишь за нее ты. Я расследую не причину предполагаемого страха твоего ученика, а загадку, которую заметил в его останках. Почем смоквы?

– И что же ты узнал? Расскажи мне!

– По правде говоря, немного, – признался Гераклес. – На одной из табличек на статуе Героям Эпонимам написано, что Народное собрание приняло вчера решение устроить волчью облаву на Ликабетте. Ты знал об этом?

– Нет, но мне кажется, решение правильное. Жаль только, что, чтобы принять его, понадобилась смерть Трамаха.

– Еще я видел список новых солдат. Похоже, Анфиса уже призывают…

– Да, это так, – подтвердил Диагор. – Он только что достиг возраста эфеба. Кстати, если ты не ускоришь шаг, они уйдут из гимнасия раньше, чем мы придем…

Гераклес кивнул, но не ускорил свой размеренный и неуклюжий шаг.

– Да, еще: в то утро никто не видел, как Трамах уходил на охоту, – сказал он.

– Откуда ты знаешь?

– Мне позволили проверить списки у ворот Акарнеа и Филе, которые ведут к Ликабетту. Поклонимся демократии, Диагор! Наше желание собирать сведения для споров в Собрании столь велико, что мы каждый день записываем имя и сословие каждого, кто входит или выходит из Города с товарами. Получаются длинные списки с записями типа: «Менакл, торговец-метек, и четыре раба. Одры с вином». Мы думаем, что таким образом лучше контролируем торговлю. Ну а охотничьи силки и другое снаряжение тоже записываются по всем правилам. Но имени Трамаха там нет, в то утро никто не вышел из Города с силками.

– А может, у него не было силков, – предположил Диагор. – Может, он собирался охотиться только на птиц?

– Однако матери своей он сказал, что расставит силки на зайцев. По крайней мере так она мне сказала. И спрашивается: если он шел на зайцев, не лучше ли было бы взять с собой раба, который следил бы за силками или гнал на них зайцев? Почему он пошел один?

– Какова же твоя версия? Думаешь, что он ушел не на охоту? Что с ним был кто-то еще?

– Утренние часы не располагают к догадкам.

Гимнасий Колонов располагался к югу от Агоры, в здании с широким портиком. Обе его двери были украшены надписями с именами знаменитых олимпийских атлетов и небольшими статуями Гермеса. Внутри солнце со свирепым жаром изливалось на палестру, четырехугольник взрыхленной земли под открытым небом, на котором проводились бои панкратистов. Вместо воздуха здесь царил густой запах сгрудившихся тел и благовоний для массажа. Несмотря на свою просторность, здание было переполнено: одетые и обнаженные подростки, мальчики-ученики, пайдотрибы в пурпурных плащах с рогатыми посохами, обучающие своих подопечных… Буйный гам не давал говорить. Чуть дальше, за каменной колоннадой, находились крытые внутренние помещения, где размещались раздевальни, душевые и залы для натирания благовониями и массажа.

В эту минуту на палестре сошлись два борца: их полностью обнаженные, лоснящиеся от пота тела упирались друг в друга, словно они пытались нанести бычий удар головами; руки мускулистыми кольцами свивались на шее противника; несмотря на говор толпы, был слышен издаваемый ими от долгого напряжения рев, подобный бычьему, белые нити слюны свисали со ртов, как странные варварские украшения; борьба была зверской, безжалостной, до конца.

Войдя в здание, Диагор дернул Гераклеса Понтора за плащ.

– Вон он, – громко сказал он, указав на кого-то в толпе.

– Святой Аполлон… – пробормотал Гераклес.

Диагор заметил его изумление.

– Скажешь, я преувеличил, описав тебе красоту Анфиса?

– Меня поразила не красота твоего ученика, а старик, с которым он говорит. Я с ним знаком.

Они решили провести разговор в раздевальне. Гераклес остановил Диагора, уже стремительно бросившегося навстречу Анфису, и дал ему клочок папируса.

– Здесь вопросы, которые ты должен задать. Говори лучше ты, так я смогу лучше изучить их ответы.

Пока Диагор читал, свирепый крик зрителей заставил их обернуться к палестре: один из панкратистов жестоко ударил своего противника головой в лицо. Можно сказать, звук было слышно во всем гимнасии: как будто груда сухих веток треснула под мощным копытом огромного зверя. Борец пошатнулся и чуть не упал, хотя, казалось, поразил его не удар, а удивление: он даже не поднял рук к изуродованному лицу – сперва смертельно побледневшему, потом исковерканному уродливым разрушением, как стена, поверженная ударами обезумевшего зверя, – а отступил назад с широко раскрытыми глазами, не сводя взгляда со своего противника, как будто тот сыграл с ним неожиданную шутку, в то время как четко очерченный каркас черт тихо расплывался под его нижними веками, и густая строчка крови выступала на губах и струилась из больших ноздрей. Несмотря на это, он не упал. Публика криками и оскорблениями натравливала его на соперника.

Диагор поприветствовал своего ученика и шепнул ему несколько слов на ухо. Оба они направились в раздевальню, а только что говоривший с Анфисом старик, тело которого почернело и сморщилось, напоминая огромный ожог, расширил ониксы очей, увидев Разгадывателя.

– Клянусь Зевсом и Аполлоном Дельфийским, Гераклес Понтор, ты здесь! – взвизгнул он голосом, дребезжавшим, будто его свирепо протащили по неровной поверхности. – Совершим возлияния в честь Диониса Бромия, ибо Гераклес Понтор, Разгадыватель загадок, решил посетить гимнасии!..

– Полезно иногда поразмяться. – Гераклес охотно ответил на его бурное объятие: он давно знал этого старого фракийского раба, ибо тот служил еще его семье, и Гераклес обращался с ним, как со свободным. – Приветствую тебя, о Эвмарх, и рад убедиться, что твоя старость все так же моложава.

– Еще бы! – Голос старика без труда перекрывал свирепый шум толпы. – Зевс удлиняет мне век и укорачивает тело. У тебя же, как вижу, растет и то, и другое…