Всемогущий - Сергей Кулаков Страница 15

– Хорошо, – сказал Егор. – Я согласен.

Он решил, что встреча с профессором и его гостем ему ничем не грозит, независимо от того, удалось ему что-то разобрать в течение последующих дней жизни Никитина или нет. Он заедет на четверть часа, сделает прогноз, возьмет адрес – и на этом их сотрудничество закончится.

– Во сколько мне быть у вас? – спросил он.

– Как обычно, в девять, – ответил профессор.

Он поднялся с кресла, худой, собранный, похожий на сильно тронутый ржавчиной, но еще годящийся в работу гвоздь, вздернул насмешливо голову.

– Значит, решил бросить старика? – спросил он.

– Профессор, я устал, – повторил Егор. – Мне нужен перерыв.

– Или свобода? – усмехнулся Никитин.

Егор снова ощутил легкое беспокойство. Профессор если и был выбит из колеи, то не подавал вида. Хотя можно было только догадываться, какую потерю для него представлял уход подопечного.

«Возможно, – подумал Егор, – у него есть на примете кто-то еще, на ком он может испытывать свой прибор. А возможно, он сам понимал, что расставание близко, и сумел подготовиться к этому. Как бы там ни было, завтра для нас обоих все кончится».

Он так и не ответил на последний вопрос Никитина, задумавшись и выходя вслед за ним из гостиной.

Тот и не настаивал, также погрузившись в свои мысли. Они немного постояли в прихожей, пытаясь найти подходящие для расставания слова, но не нашли, и ограничились сухим «до завтра».

Егор вышел на улицу и вздохнул.

– Ну, вот и все, – проговорил он вслух.

Некоторое время Горин шел по тротуару, не обращая внимания на прохожих. А если его взгляд и натыкался на кого-нибудь, то сразу же уходил в сторону. Но уже без паники, а так, словно его хозяин был слишком поглощен своими переживаниями и не хотел ими ни с кем делиться.

На этот раз Горина никто не сопровождал. Коренастый мужчина в кремовом костюме довел его до дома профессора и после этого исчез в одном из переулков. Егор за весь день ни разу его не заметил. Впрочем, заметь он его, этот человек вряд ли сохранился бы у него в памяти.

Дойдя до стоянки такси, Горин сел в одну из машин и поехал домой.

Он был доволен собой. Он заставил профессора принять все выдвинутые им условия – и это почти без всякой борьбы. Легкое недовольство не в счет. Понятно, что никому не хочется терять курицу, несущую золотые яйца. А Егор подозревал – хотя прямых доказательств у него и не было, – что профессор взимает с «участников эксперимента» немалую мзду за полученные ими предсказания относительно их ближайшего будущего. По виду, профессор жил крайне скромно. Но чувствовалось, что в средствах он не только не стеснен, но, напротив, при желании мог бы жить на широкую ногу, а живет так лишь потому, что ему выгодно создавать видимость затворника от науки. Какие он на самом деле преследовал цели, Егор не знал, да и не хотел знать. Он желал лишь одного: обрести свободу, от кого бы то ни было.

Горин еще не думал, как распорядится своим даром, оставшись наедине с ним и с самим собой. Но разговор с отцом Кириллом вернул ему веру в возможность оказания помощи людям без боязни напугать их или оттолкнуть от себя. Он сумеет найти способ достучаться до их сердец. Высшие силы помогут ему в этом, так сказать, опосредованно, а отец Кирилл при надобности укажет более конкретный путь. Так или иначе, он, Егор, выполнит свое предназначение, и путеводной звездой ему в этом будет служить собственная воля, а не туманные и подозрительные цели фанатика-ученого.

Вскоре Горин подъехал к дому – новенькой высотке на Кутузовском проспекте. Он занимал в ней просторную квартиру-студию на последнем, сорок пятом этаже. Правда, выхоленное им – с помощью немалых средств – холостяцкое жилище недолго обслуживало его прихоти. Не прошло и года, как он сюда вселился, как в его жизни произошли те изменения, которые не только отразились на всем укладе его жизни, но в корне изменили его самого. Порой ему не верилось, что когда-то здесь больше одной ночи не задерживалась ни одна из его ветреных, зачастую случайных, подружек. Он словно стал лет на двадцать старше и с трудом представлял себе, чтобы он мог совсем недавно приводить сюда сомнительных красоток – одну за другой.

А кроме того, здесь теперь обитала Жанна, и ее присутствие обязывало его совсем к иному взгляду на свое местоположение в жизни.

Жанна встретила Егора, как заботливая жена. Помогла снять пиджак и даже разула, усадив на пуфик.

Поначалу Горин пытался протестовать против некоторых ее привычек, идущих вразрез с его взглядами на поведение красивых женщин, обладающих к тому же мощным интеллектом. Но вскоре он привык к некоторым ее странностям, тем более что странности эти были не лишены приятности и осязаемо льстили его мужскому самолюбию.

– Закончил дела? – спросила Жанна.

Ее лицо было безмятежно и дышало тихой радостью – как всегда, когда она видела его. Казалось, девушка начисто забыла разговор в сквере и их нескладное расставание.

– Да, – кивнул Егор, улыбаясь. – Закончил.

Он потянул носом.

– Что у нас на ужин?

– Ты голоден? – обрадовалась Жанна.

В последнее время Егор выказывал мало интереса к таким вещам, как кухня и гардероб, и ей приходилось чуть не силой кормить его и заставлять ходить по магазинам.

– Еще как! – подтвердил Егор.

– Мясо, – сообщила Жанна. – Телятина под белым соусом. Как ты любишь. И спаржа.

– Отлично. А вино?

– Ты хочешь вина?

– Очень.

– В таком случае, выбери сам.

Она с улыбкой указала на бар, сооруженный в дальнем конце студии.

– С превеликим удовольствием.

Егор отправился в бар и после недолгих раздумий остановился на бутылке токайского.

– Это праздничное вино, – заметила Жанна, когда он вернулся к столу.

– У меня сегодня праздник, – ответил Егор, наливая себе и ей.

– Большой?

– Очень. – Он засмеялся. – Давай выпьем за нас. И поедим…

– Давай, – согласилась Жанна.

Пока Егор насыщался, она потихоньку потягивала вино и смотрела на него, не докучая расспросами и вообще словно бы существуя на изрядном удалении от этой комнаты. Но Егор все время чувствовал на себе ее взгляд – изучающий, несколько удивленный, – и его радовал этот взгляд, как радовал вкус токайского, еда и вид огромного города из окон его вознесенного под облака жилища. Давно ему не было так хорошо, и он подумал, что четверть года – не слишком большая цена за то, чтобы почувствовать острую радость бытия и заново оценить то, что на время перестало приносить удовольствие и превратилось лишь в досадный привесок к великой миссии, назначение которой было для него тайной за семью печатями. Парадокс, но он, человек, превыше всего ценящий ясность цели и логическое обоснование всех своих поступков, целых три месяца блуждал в потемках, доверившись первому встречному и начисто удалив себя из числа вершителей своей судьбы.