Не бойся волков - Карин Фоссум Страница 15

— Здесь почти никого не бывало. И, кстати, мы нашли письмо, — сказал Гурвин, — оно отправлено на этой неделе из Осло. «На днях заеду. Пока. Кристофер».

— Родственник?

— Мы пока не знаем. Но, по-моему, Халдис была знакома с убийцей. И статистика тут на моей стороне. Естественно, он испугался.

— Да, люди вообще существа нервные.

Скарре прошел в гостиную, где стояло кресло-качалка, а на нем лежал пушистый плед. Он поднес плед к носу и осторожно понюхал, вдохнув запах мыла и камфары. Вдруг в нос его кольнул прилипший к пледу волос. Двумя пальцами Скарре снял волос с ткани — длиной тот был около полуметра, а цветом напоминал серебро.

— У нее были такие длинные волосы? — изумленно спросил он.

Гурвин кивнул:

— В молодости она слыла красавицей. Мы были детьми и этого не понимали — просто считали ее пухленькой и милой. Вон там висит ее свадебная фотография.

Скарре подошел поближе. Халдис Хорн в свадебном платье могла любого свести с ума.

— Это платье сшито из парашютной ткани, — пояснил Гурвин, — а фата — из старой английской занавески. Халдис сама об этом рассказывала, а мы тихо слушали, как и полагается детям: нам хотелось отплатить за землянику и ревень. — И, резко развернувшись, ленсман вышел на кухню.

— А где здесь спальня? — крикнул Скарре.

— За зеленой шторой.

Скарре отодвинул штору и заглянул внутрь. Спальня представляла собой узкую маленькую комнатку, в которой стояла кровать с высокой спинкой. Та часть, на которой прежде спал Торвальд, была аккуратно заправлена. Из окна спальни просматривались лес и задняя стена сарая. Над кроватью висело стихотворение в рамке.

Он прилетел с соколами,

С юга. Огонь его

Сжигает все, не оставляя ничего живого.

И за мошек, что ты спрятал от него,

Он потребует расплаты.

Внизу кто-то — возможно, сама Халдис — синими чернилами подписал: «Как страшно!» Улыбнувшись, Скарре заметил вдруг, что ленсман вышел из дома. Он пошел следом, шаря глазами по траве в надежде обнаружить что-нибудь важное, что другие упустили. Окурок, обгорелую спичку, все что угодно. Он посмотрел на дом — прямо под окном кухни деревянная обшивка была пробита. Пробоину заделали, но след все равно был заметен.

— Это произошло в день смерти Торвальда, — сказал Гурвин, показав на щель. — Халдис была на кухне, а Торвальд сел в трактор. Халдис помахала ему — мол, скоро обедать, — и ей вдруг показалось, что трактор едет чересчур быстро, будто Торвальду захотелось тряхнуть стариной и покрасоваться перед женой. С жутким ревом трактор проехал по тропинке и в следующий миг врезался в стену. Халдис кинулась к кабинке и увидела, что муж упал ничком на руль. Он умер мгновенно.

Скарре вновь взглянул в сторону леса.

— Как считаешь, где нам искать Эркки?

Прищурившись, Гурвин посмотрел на солнце.

— Он, скорее всего, бродит где-то поблизости. Ночует где придется. В свою квартиру он не возвращался, по крайней мере пока. Возможно, он по-прежнему в лесу.

— И дальше жилья нет?

— Можно сказать, что нет. Четыреста тридцать квадратных километров леса. На той стороне холма есть летние дома. И кое-где в лесу есть участки, прежде принадлежавшие финнам, на некоторых из них сохранились пастушьи домики. Осенью туда захаживают охотники или ягодники. Эркки выносливый и может много пройти, но бесцельно шататься по лесу довольно утомительно. Возможно, он вообще спрятался в больничном подвале и сидит там. Или поймал попутку и сейчас едет в Швецию. Или домой в Финляндию. Он бродяга.

— Если он действительно такой странный, заметить его несложно.

— Хм… Несложно… Эркки осторожный, он способен появиться откуда ни возьмись, когда никто его не ждет.

— У нас прекрасные собаки-ищейки, — с надеждой сказал Скарре. — Не знаешь, он принимает лекарства?

— Лучше уточни в клинике. А это тебе зачем?

Скарре пожал плечами:

— Просто думаю, что может случиться, если он вдруг перестанет их принимать.

— Возможно, тогда его внутренние голоса возьмут верх.

— Ну, у всех у нас есть внутренний голос, — улыбнулся Скарре.

— К несчастью, да. — Гурвин кивнул. — Но не все мы ему подчиняемся.

Гурвин поехал по лесной дороге. Из-под колес поднималось облако пыли.

— Где бы Эркки ни появился, там обязательно происходит что-нибудь жуткое, — резко сказал он, — а его мать умерла, когда Эркки было восемь лет… Я уже упоминал об этом?

Скарре кивнул.

— Она упала с лестницы и расшиблась насмерть. Эркки взял на себя вину за ее смерть.

— Взял на себя вину? Как это?

— Он пугал этой историей других детей, и от страха те перестали с ним видеться. По-моему, он этого и добивался. Еще через несколько лет возле церкви нашли труп одного пожилого мужчины. По официальной версии, он свалился со стремянки. Но люди видели рядом с телом Эркки. Понимаешь, не важно, связан он со смертью Халдис или нет, — деревенские уже все для себя решили. И если тебе интересно мое мнение, я с ними согласен. Оглядись — здесь нет жилья. Посторонним никогда не придет в голову бродить по окрестностям. А Эркки вырос здесь, он хорошо знает наши места.

— Но зачастую бывает, — медленно начал Скарре, стараясь, чтобы его голос не звучал чересчур назидательно, — что люди преувеличивают, когда рассказывают о том, что якобы натворил какой-нибудь душевнобольной. Многие страдают от предрассудков. От страха и невежества. Но тебе-то следует трезво смотреть на вещи. Ты знаешь Эркки и был знаком с Халдис. Когда это дойдет до журналистов, они выставят Эркки настоящим чудовищем.

Гурвин взглянул на Скарре.

— Все это слишком сложно… Он одиночка, старается избегать людей и почти никогда ни с кем не разговаривает, поэтому мы не знаем, кто он такой. Каков он на самом деле…

— Он болен, — сказал Скарре.

— Да, так говорят. Но мне по-прежнему неясно… — ленсман покачал головой, — не понимаю, как какие-то голоса могут проникнуть в сознание и толкать человека на поступки, о которых он сам потом забывает.

— Мы не можем утверждать, что это — его рук дело.

— У нас есть отпечатки пальцев и следы на полу. Пусть он чокнутый, который помнит лишь то, что ему захочется. Но от улик никуда не деться. И на этот раз улики у нас есть.

— Похоже, вам все же хочется повесить убийство на Эркки? — Голос Скарре звучал совершенно безобидно, и ленсман ничего не заподозрил.

— Было бы неплохо. Мы все тут вздохнули с облегчением, когда его наконец упекли в лечебницу по пятому параграфу. Мы в кои-то веки точно знали, где он находится. А сейчас он бродит по округе и разговаривает сам с собой. О господи… Пока он на свободе, мои дети не будут гулять до темноты.