Кутюрье Смерти - Брижит Обер Страница 15

Жан-Жан проглотил последний кусок сэндвича «креветки-ананас-моццарелла» и тщательно вытер пальцы бумажным носовым платком, который использовал вместо салфетки. Вошел Рамирес, похожий на печального бегемота. Он распространял вокруг себя запах чеснока и перечной приправы. Это напомнило Жан-Жану, что его угораздило записаться — просто по доброте душевной — на ежегодный сбор местных пожарников. Рамирес кашлянул. Жан-Жан выжидающе посмотрел на него.

— Ну так вот, шеф…

— Что — вот?

— Ну вот, этот тип, ну, Мартен с живодерни…

— Не торопись, время у нас есть…

— Ну вот, он живет на бульваре Эспалье, красивый чистый дом и все такое, но это совсем не у сквера, ну так вот…

— Что — вот? — рявкнул Жан-Жан, потом, взяв себя в руки, добавил с кривоватой ухмылкой: — Ну, так что ты говорил?

— Я сказал себе, что если я буду его расспрашивать, ну я, Рамирес, то он, само собой, не разговорится, вот, так как я легавый… Ну вот, вы знаете, шеф, что у меня есть кузина, вот… та, что работает на улице Массена…

— Шлюха?

— Да. Жозиана. Вот. Тогда я ее отправил в приют, будто бы она потеряла свою собачонку, пуделя. Она двинула туда, все было как надо, понимаете, комар носа не подточит и все такое, туда-сюда, и он пригласил ее пообедать, ну вот и…

— Волнительно. Они поженятся? — оживился Жан-Жан в приступе необоримого веселья.

— Не поженятся. Но он в конце концов клюнул: она знает, как взяться за дело, вы понимаете, и он рассказал, что собак, бывает, потихоньку отвозят в лабораторию, где делают опыты над животными. Он их туда продает, понимаете, по-тихому… деньги хорошие, кажется. А моя кузина спрашивает, нельзя ли ей компенсировать расходы…

— Ты что, смеешься? Может быть, она и за обед сама платила?

— Нет, конечно, но она говорит, что выполняла задание, что пахала только на нас, потому что ей вообще-то на нас… Разве не так?

Жан-Жан внимательно рассматривал Рамиреса. Тот невозмутимо потел. Жан-Жан вознес Господу короткую благодарность за то, что тот не создал его Рамиресом. Впрочем, это было единственное, за что в этот момент можно было благодарить Всевышнего: жена Жан-Жана, с девчонками, с набитыми чемоданами и резиновой лодкой, ругаясь последними словами, отбыла вчера на Корсику. А эта идиотка Мелани только что сообщила, что у ее «жениха» — предполагалось, что таковые еще существуют, — прыщавый малый, учится в школе жандармских офицеров, так вот, у него увольнительная, и к тому же он очень и очень нервный… Жан-Жан постучал пальцами по письменному столу, хрустнул суставами, набрал в легкие воздуха.

— Ладно. Где этот Костелло?

— Надзирает за пляжами, шеф.

— Надзирает за трусиками купальщиц. За чем же еще?! — взвизгнул с притворным весельем Жан-Жан. — Приведи его сюда. Мне осточертело преть здесь одному, в этих четырех стенах!

Рамирес, раздосадованный бегемот, исчез. Разглядывай Костелло попки курортниц чаще, чем культурную хронику в «Монд», с ним хоть было бы о чем поговорить.

Жан-Жан перечитал доклад, составленный Рамиресом в трех экземплярах без единой опечатки. Странно все-таки, что этот тип, который и двух слов связать не мог, исторгал из себя опусы, достойные Гонкуровской премии.

И пока Жан-Жан предавался размышлениям, обмахиваясь при этом докладом, что-то: то ли искра, то ли уголек — вдохновение, некогда позволившее человеку изобрести огонь, колесо и шейкер для смешивания коктейлей, — щелкнуло в его пустоватой голове, как резинка на рогатке Давида — или что там у него было?

— Черт возьми!

Жан-Жан встал и вышел.

Если еще хоть один турист спросит его, где море, Марсель его прихлопнет.

Море это было как раз у него за спиной; конечно, согласен, его не сразу увидишь из-за нового Дворца конгрессов, но узнать все-таки можно по пресловутым белым барашкам и водной зыби ровного голубого цвета. Трудно перепутать с паркингом.

Какой-то мальчишка рыдал, потому что у него на глазах плюхнулась на землю вафля, не выдержавшая напора жадного языка грязной бернской овчарки. Горе усугубилось подзатыльником мамаши.

Надья не звонила. Марсель заявил о случае с мальчишкой, но Жан-Жан лишь похвалил его за инициативу. Марсель рассказал все Мадлен, та проворчала:

— Стоит только какой-нибудь девке покрутить задом, как из тебя можно веревки вить. Мы с детьми могли бы сдохнуть в этой трубе… Другим ты всегда готов услужить! К счастью, это все скоро кончится, хватит с меня страданий!

Вчера у Жан-Ми он рассказал о мальчишке приятелям. Каждый по этому поводу вспомнил свое.

— А когда я делал какую-нибудь пакость, мать хватала тапок и задавала мне такую взбучку!

— А когда однажды меня едва не задавила машина, мать меня чуть не убила, бедняжка…

— Что бы они с нами ни делали, все равно их любишь, точно! Когда моя мать умерла в прошлом году, это для меня было такое…

— А твоя?

— Моя умерла, когда мне было девять, — ответил коротышка, уставившись в пространство.

Все смущенно замолчали.

Марсель подумал, что это ужасно: потерять мать в таком возрасте. Его мать была еще жива и звонила ему каждую неделю. Слава богу!

Жан-Жан, стоя перед гаражом, обсуждал с Костелло новые золотые суперплоские часы, предмет особой гордости.

— Так вот, Тони, мне нужны имена, адреса и прочее такое про всех, кто работал в лаборатории, куда этот Мартен продавал собак. Сходишь к Мартену, выяснишь, как называется это место, и — одна нога здесь, другая там — списки мне. Понял? Думаю, мы потянули за нужную ниточку!

— Конечно, но у нас нет доказательств, что собака из этого приюта.

— Но и доказательств обратного тем более нет. Понимаешь, лаборатория — это значит скальпель и прочее, всякие штуки, которые режут, значит, был парень, который мог получать удовольствие от этого, если он не совсем здоров…

— В таком случае почему бы нашему homo psychopatus не продолжать привычные экзерсисы, вместо того чтобы развивать свои таланты, полосуя людей?