Провидение - Кэролайн Кепнес Страница 15

Натягиваю на голову одеяло. Пытаюсь пробиться сквозь туман четырех лет. Мысленно бреду через лес. Слышал ли я что-нибудь за все это время? Открылись ли хотя бы раз мои глаза; не сохранился ли в глубине памяти какой-то образ? Нес ли меня Роджер на себе или вез в какой-нибудь тачке? Ждал ли его сообщник с машиной или он действовал один? Молчал ли он или бормотал что-то? Сопротивлялся ли я?

В дверь стучит мама.

— Проголодался?

Переваренное брокколи, папин скотч в красном пластиковом стаканчике — они уже не дают того ощущения комфорта, что в первые дни после возвращения домой. Я не подросток. Я слишком долго в доме. Мне здесь не место. Мы все это знаем, и ситуация становится напряженной.

Единственная тема, которую мы можем обсуждать спокойно, это Роджер Блэр. Маму неизменно возмущает тот факт, что в школе знали о его увольнении из Университета Брауна. Его уже тогда следовало посадить под замок. Папу тошнит от сослуживцев Блэра, рассказывающих с экрана телевизора о том, какой он был странный. Так почему же вы не говорили об этом раньше? Родители винят всех во всем. Роджера винят за похищение и хотели бы видеть, как его поджарят. Гарвард винят за то, что там ему дали образование. Университет Брауна — за то, что приняли на работу. Школу — за то, что не проверили как следует биографию, торговый центр — за разрешение на аренду подвала, когда никакого магазина он так и не открыл.

— Знаешь, — говорит мама, — звонили из шоу «Эллен». Напоминают о приглашении на специальный выпуск. Долго ждать они не станут, так что пора действовать.

Папа вздыхает.

— Пенни…

Мама вскидывает руки.

— Они согласны довольствоваться «скайпом».

— Мам, я же сказал. Не хочу больше быть Мальчиком-из-подвала. Все?

Вино вгоняет ее в депрессию. Она говорит о справедливости.

— Никто уже не ищет Блэра, но если бы ты появился в шоу, им пришлось бы этим заняться.

— Пенни, — вступается за меня папа, — он не хочет, чтобы его показывали по телевизору.

— Ты хочешь сказать, что он не хочет оставить Хлою. — Мамин кулачок падает на стол. — Джон, эта девушка не желает даже прийти к нам на ужин, а ты всю жизнь цепляешься за нее.

— Пен, не надо об этом, — говорит папа.

— Надо. Она все соки из него высасывает, и я не собираюсь стоять в стороне и смотреть. Он только и делает, что постоянно ей пишет.

— Мам, я же говорил, что мы так общаемся. Я просто не большой любитель прогулок и всего такого.

Мама трет лоб.

— Думаю, мне вино не пошло.

Папа смеется.

— Хочешь переключиться на что-то покрепче?

Но мама так легко не сдается.

— Вижу, вы, мальчики, не понимаете. Есть гражданский долг. Этот человек похитил тебя и, насколько мы знаем, до сих пор на свободе и может похитить кого-то еще. Ты, Джон, должен делать все возможное, чтобы предотвратить это, призвать его к ответу. Ты должен рассказать свою историю, чтобы о ней все знали. Но ты сидишь здесь и часами говоришь об этом со своей подружкой Хлоей, а толку от этого мало. Нужно говорить там.

Папа толкает меня ногой под столом. Подмигивает. Однажды он сказал мне, что моя мама — кошка, с ней нужно играть, давать ей возможность погоняться за ленточкой. Если разойдется, ее уже не остановишь. Она говорит, что мы все заслужили немножко солнца, бесплатной поездки и ей надоело сидеть дома, надоело смотреть, как я растрачиваю впустую время и не выхожу из комнаты. Папа пытается снять напряжение и отпускает шутку насчет того, что мама потому ухватилась за это предложение, что хочет найти доктора Макдрими.

Она не смеется.

— Вообще-то, Mакстими. Тот, который мне нравится, Макстими.

Папа смотрит на меня.

— Подключайся к разговору, сынок.

Но все пошло прахом, и толку от моих слов не будет. Мама вздыхает.

— Знаете, в отличие от вас обоих я живу в невыдуманном мире. И реальность такова, что, когда похитят какого-то другого ребенка, в «Эллен» будут говорить о нем. В новостях никто надолго не задерживается. Подумай об этом, Джон. Ты почувствуешь себя лучше, если приведешь свою жизнь в порядок. Это все, что я пытаюсь сделать для тебя.

Я вижу, что она уже дрожит, и проглатываю подступивший к горлу комок.

— Знаю, мам.

Когда я говорю, атмосфера в доме меняется. Объяснить это трудно. Тут и моя вина. И их тоже. Мы не знаем, как обедать вместе. Они привыкли к тому, что меня здесь нет. Мы все знаем, что каждому нелегко, что никто такого не ожидал.

Я больше не спрашиваю, можно ли выйти из-за стола и подняться в свою комнату. Я просто беру тарелку и ставлю ее в посудомоечную машину. Они ждут, пока я уйду, чтобы поговорить обо мне, но я всегда слышу их уже с верхних ступенек лестницы: «Ну что говорит психолог? И времени прошло не так уж много, когда-нибудь ему надоест сидеть в комнате, ведь так?»

Я закрываю дверь и вижу ее зеленый огонек. На душе сразу становится легче.

Хлоя.

Джон.

Привет.

Привет.

Цыпленок?

Лосось. Папа собрался в «Макдоналдс ЛОЛ».

Ха. У нас был цыпленок. Мама замышляет захватить управление полиции Нашуа.

Эх, пятница.

Эх, семьи.

Джон.

Хлоя.

Молчание. Так бывает иногда. Потом я снова вижу бегущие точечки, и меня омывает новая волна облегчения.

Извини. Собираю вещи для завтрашнего выпускного…

Круто.

Хочешь увидеть мое платье?

Конечно, я хочу увидеть ее платье. Хочу стоять рядом с ней. Хочу держать ее за руку и обматывать цветами ее запястье. Желание запускает турбины. Данвич. Я закрываю компьютер. И, может быть, снова упускаю свой шанс.

На следующее утро получаю гугл-уведомление, касающееся Роджера Блэра.

Женщина, заведующая приютом для пострадавших от насилия жертв в Портленде, штат Орегон, написала заметку о Роджере Блэре. Она знала его как Магнуса Вилларса и познакомилась с ним в Гарварде. Он писал исследование на тему одиночного заключения. Ей отчаянно недоставало денег, и она отозвалась на предложение поучаствовать в экспериментах. Он посадил ее в комнату и выключил свет. Потом выпустил крыс. Она слышала их и стерла до крови руки, пытаясь выбраться оттуда.

Когда свет наконец включили, оказалось, что никаких крыс нет, а есть только запись.

Она не стала сообщать начальству и просто ушла.

Я вписываю в строку поиска имя — Магнус Вилларс, — и первыми выскакивают ссылки на кьянти ^[23]. Перехожу в «Твиттер» — и вот он, тут как тут, @MagnusVillars. В профиле картинка — хомячок с печенюшкой «Орео». Руки покрываются гусиной кожей, по спине пробегает холодок. Какой-либо активностью в последние годы не отметился, но сохранившиеся твиты показывают озлобленного психа, нападавшего на журнал «Сайенс» и заслуженных профессоров и обзывавшего их ограниченными, косными халтурщиками. Судя по твитам, мой похититель — настоящий, потерявший мозги сумасшедший. Камень скатывается с груди. Оказывается, не так уж все и страшно. Человек просто тронулся рассудком. Да, он морочит людям головы, но реально ничего сделать не может. Меня он одурачил, но теперь-то я вижу его насквозь.