Эмма в ночи - Уэнди Уокер Страница 15

– Помню, я подумала, что совершенно не знаю сестру. В том смысле, что никогда даже не слышала ни о каком Билле. И даже не догадывалась, что Эмма собирается уйти из дома. А уж тем более что она беременна. Просто решила, что она собралась на свидание с парнем. Как же это было глупо! Мне стало страшно, захотелось как можно быстрее убежать и оказаться дома. Но в голову пришла мысль, что если я не узнаю, куда везут Эмму, мне здорово влетит, ведь я без разрешения ушла из дома и спряталась в ее машине. Теперь, когда я повзрослела и знаю, что с нами могло произойти, у меня не было бы ни малейших сомнений что делать. Но тогда только интуиция подсказала мне остаться с ней, узнать, куда она едет, придумать план, чтобы этого добиться, а потом вернуться домой. Помню, когда он созрел, мне стало легче и я прислонилась головой к окошку. Женщина, Люси, дала мне одеяло, которым я накрылась с головой.

Меня разбудила музыка и обдувавший лицо ветер. Эмма до самого низа опустила стекло и высунулась достаточно для того, чтобы его порывы с силой трепали ее волосы. Она что-то мурлыкала себе под нос, Билл и Люси улыбались. Это была песня Адель^[3]. Помните, как она обожала Адель?

Эмме не нравилось брать меня с собой. Но порой, когда у нас дома происходило что-нибудь достаточно плохое, здорово напивалась и сажала меня за руль, хотя я для этого была еще слишком молода. Мы катили по Норт Эйв, потому как она прямая и по ней можно мчаться очень быстро. Она опускала стекло и высовывала голову – ровно настолько, чтобы ветер трепал ее волосы. Потом начинала громко, с надрывом петь, а вскоре и плакать. Иногда выкуривала сигарету. Но, в основном, пела, пока из ее груди не вырывались рыдания, а я вела машину и краешком глаза поглядывала на нее, леденея от ее вида. Она чем-то напоминала торнадо. Прекрасное. Пугающее. Время от времени мне и самой хотелось стать такой и испытывать те же эмоции. Однако Эмма чувствовала за двоих, и я, по большому счету, была благодарна, что в этой жизни у нее одна роль, а у меня другая.

Мне кажется, люди делятся на две категории. Те, внутри которых притаился крик, и все остальные. Первые всегда слишком гневаются, слишком громко смеются, без конца ругаются, употребляют наркотики и никогда не сидят на месте. А иногда поют во всю глотку, опустив стекло. Не думаю, что они такими рождаются. Скорее всего, все это в них вкладывают окружающие – своими словами, действиями, поступками, своим примером. Полагаю, у них нет возможности от этого крика избавиться. Если у вас его внутри нет, вам этого не понять.

Когда я смотрела в первый день на доктора Уинтер, у меня сложилось впечатление, что у нее он есть. Она была не совсем нормальным человеком. Определить это может только тот, кто и сам такой, поэтому я сориентировалась сразу. Она была красива – стройная и в прекрасной физической форме. Белокурые волосы, пухлые, надутые губы и высокие скулы. Светло-голубые глаза будто пребывали в состоянии неизбывной тревоги; в ее словах, походке, движениях чувствовалась сила, не столько женская, сколько мужская. Взгляд и манера двигаться так резко контрастировали с женственными чертами лица, что она просто не могла не заинтриговать. Загадка. Мужчины, полагаю, находят ее неотразимой. Но несмотря на это, обручального кольца у нее на пальце до сих пор не было. Внутри таких таинственных личностей, как доктор Уинтер, неукоснительно возбуждающих всеобщий интерес, всегда таится крик.

Не знаю, был ли он у меня до той ночи, когда я наконец бежала с того острова.

Поскольку на мое замечание о том, что Эмма любила эту музыку, никто не отреагировал, я продолжила:

– Память до сих пор хранит мои ощущения в тот момент, когда Билл открыл дверь машины и на меня нахлынула волна холодного воздуха, пахнущего рождественскими елями и водой. Но эта вода была совсем не такая, как здесь или в Нантакете, куда мы ездили летом, когда мне было десять лет. Или девять. Она не пахла ни рыбой, ни водорослями, ни тем гнилым душком, когда стоит жара и вокруг валяется множество раскрывшихся ракушек. Ничего этого не было и в помине. Одна лишь вода, Рождество и прохлада на лице, потому как телу под одеялом было тепло. Ну и, конечно же, ощущение риска и чего-то еще, о чем я с той ночи постоянно думала. Что заставило меня тогда выйти из машины и сесть в катер Рика, вместо того, чтобы броситься в лес?

Агент Страусс перебил меня и принялся уточнять:

– Какой там был лес? Вы видели дома, улицы или же просто деревья и полосу прибоя? Как выглядел катер?

Я рассказала ему все, что помнила – что проснувшись, ощутила на лице холодный воздух, а потом увидела воду, небольшой причал и пришвартованный к нему катер. И шкипера. За нашими спинами стеной стоял лес и заросли какого-то кустарника. Грунтовая дорога. Ни парковки, ни строений. Лишь небольшой причал, катер и его владелец.

– Но ведь шкипер, этот Рик, должен был откуда-то на нем приплыть к тому причалу? Похоже на то, что стоянка у него была где-то в другом месте, в противном случае вы увидели бы его машину…

Разговор в таком духе продолжался несколько минут. Я уже описывала им шкипера, упоминая не только его акцент, но и то, что он был примерно одного возраста с доктором Уинтер и неизменно ходил загорелый с щетиной на подбородке – не с бородой, не чисто выбритый, а именно с щетиной. Крепко сбитый, мускулистый, ненамного выше меня, около пяти футов девяти дюймов ростом. Шея выглядела толще, чем полагалось бы, а может, на ее фоне просто казалась маленькой голова. Коротко подстриженные темно-каштановые волосы. Карие глаза. Уродом его назвать было нельзя, но на такого мужчину Эмма никогда не взглянула бы дважды. Он принадлежал к категории парней, которые проходят по коридору совершенно незамеченными.

Я знала, что Пратты платили ему за то, что он обеспечивал им связь с материком. Мне казалось, он очень зависел от них в финансовом плане и поэтому был им очень предан. И только потом узнала, до какой степени. Когда впервые решила бежать.

Доктор Уинтер не была терпеливым человеком. Я могла с уверенностью это сказать, глядя, как она беспокойно ерзает на стуле, то закидывает правую ногу на левую, то наоборот и нервно теребит в руках ручку. Но при этом она позволяла агенту Страуссу и дальше задавать наводящие вопросы, пока они у него не закончились, хотя для нее самой, казалось, не представляли особого интереса ни лес, ни деревья, ни автомобили, ни даже шкипер. А когда заговорила и обратилась ко мне, я вдруг поверила, что мы действительно найдем мою сестру.

– Касс, давайте вернемся к тому вечеру. Попытайтесь припомнить чувство, которое заставило вас сесть в катер.

Я сделала глубокий вдох, медленно выдохнула и закрыла глаза. Этот момент казался мне очень важным, и мне хотелось это до всех донести.

– Как вы уже слышали, у меня был план утром вернуться домой, но сначала я хотела выяснить, что происходит, куда мы едем, откуда Эмма знала этого мужчину и почему решила с ним бежать. Узнав ответы на эти вопросы и убедившись, что она в безопасности, я бы уехала домой. И поскольку у меня был этот план, благодаря которому впоследствии меня никто не смог бы ни в чем упрекнуть, я почувствовала себя безмятежно и легко. Да еще этот запах деревьев… Меня охватило ощущение чистоты, благодаря которому в голову пришла мысль, что я вполне могу позволить себе насладиться этой ночью, когда все пошло наперекосяк, когда все были вынуждены открыть глаза и увидеть, что для Эммы все складывается далеко не так гладко, потому что ей пришлось отступить от первоначального замысла и взять меня с собой. Я будто ожила. В душе поселилась надежда. Это очень трудно описать. С меня будто сняли груз. Очень и очень тяжелый.