Диагноз доктора Холмса - Влада Ольховская Страница 14

Анна восприняла его симпатию спокойно, будто иначе и быть не могло, она не собиралась ни кокетничать с ним, ни упрекать его. Здесь, рядом с ней, ему казалось, что они не расставались на несколько месяцев, а его решения не видеть ее никогда и вовсе не было.

Да, ему нужно было держаться за свою правильную жизнь. Но сейчас ведь идет расследование, а это важнее всего, и можно сделать исключение… можно делать любые исключения.

Волнение улеглось, но боль в груди не утихала. Леону пришлось достать ингалятор и сделать несколько глубоких вдохов. От этого стало легче, и все же ему было неприятно, что Анна это видела.

Однако она ничего не сказала. Она бросила раздраженный взгляд на лужу крови и поморщилась:

— Ай, потом уберу. Кофе будешь? Тебе его хоть можно? Или лучше чай?

— Если слушать все запреты врачей, то мне и жить нельзя. Лучше чай.

— Ладно, подожди меня там. — Анна кивнула на комнату, в которую вела арка. — Сейчас все принесу.

Эту комнату можно было воспринимать как продолжение кабинета. Но если зал, теперь залитый кровью, был оформлен в темных тонах, то здесь все было наполнено светом. На стенах были закреплены тонкие металлические панели, на которых магниты удерживали фотографии, присланные Леоном. Что ж, она восприняла это дело всерьез, хотя с Анной иначе и быть не могло.

Когда она вернулась с двумя чашками, он как раз изучал снимки с места убийства Артура Селиванова.

— Думаю, это не совсем нормально, — признал он.

— Что именно? Труп на кровати? Ну да, как-то не очень.

— Нет, то, что мы можем пить чай в окружении фотографий с чьей-то смертью.

— Это было бы ненормально, если бы мы их развешали только для того, чтобы чай рядом пить, — указала Анна. — Вроде как: «М-м-м, ничто так не подчеркивает вкус мелиссы, как изображение мертвеца!» Или повесили их в спальне, тоже по понятной причине. Но эти снимки здесь, чтобы хоть кто-то помог этим людям. После смерти тоже можно помогать, знаешь ли.

— Пожалуй, ты права…

От чая пахло травами — мягко, сладко, успокаивающе. Леон чувствовал, как его покидают остатки страха, вспыхнувшего из-за крови в кабинете. Он рассматривал снимки, теперь уже распечатанные, собранные воедино, и только теперь вспомнил, что переслал Анне не всю информацию.

— Слушай, а ведь я забыл указать, какая именно змея укусила Селиванова! Ее все-таки определили. Это был…

— Бумсланг, — прервала его Анна. — Я догадалась.

— Ты… догадалась?

— Да. Что тут сложного?

Просто замечательно. Дима подстреленным лосем носился по Москве, выискивая экспертов, а она догадалась! Хотя Дима сам виноват: никто не мешал ему обратиться к ней раньше.

— Как о таком вообще можно догадаться? — поразился Леон.

— Я, конечно, не специалист, но конкретно об этом читала. Считай это или везением, или совпадением: пару лет назад мне попались работы Карла Шмидта. Поэтому когда я увидела описание смерти Селиванова, все симптомы и конечную причину смерти, я и подумала о бумсланге.

— Так, а ради развития нас, не таких начитанных… Карл Шмидт — это вообще кто?

— Американский герпетолог. Его как-то укусил молодой бумсланг, и Шмидт, тогда уже шестидесятисемилетний дядька с огромным опытом работы со змеями, решил, что ничего серьезного ему не будет. Мол, змея молодая, мелкая, она не могла выпустить достаточно яда для смерти крупного мужчины. Увы, это был прокол с его стороны. В следующие двадцать четыре часа он записывал все симптомы, все, что с ним происходило. И когда стало ясно, что становится только хуже, ему предложили медицинскую помощь, но он отказался, потому что хотел записать все, что будет дальше. Представляешь, каково это? Умирать почти сутки, в окружении людей, с возможностью быть спасенным — или, по крайней мере, шансом на спасение. Но все равно умирать!

— Может, он не верил, что умрет…

— Возможно, если учитывать, что яд бумсланга влияет на мышление. Но Шмидт был достаточно умен, чтобы не исключать такую возможность полностью. Принятие смерти вместо страха перед ней… Признаюсь, этот случай меня впечатлил, поэтому я и запомнила описание малыша бумсланга. И тут я читаю описание того, что было с господином Селивановым: головная боль, тошнота, сонливость, странное поведение, а потом — кровотечение. Картинка сложилась сама собой.

Вот на это Леон и надеялся, когда отправлялся сюда. Анна милостиво избавила его от сложных разговоров и объяснений, она перешла к делу. Ее голос звучал мягко, плавно, так, как и раньше. У нее были ответы, которые не только помогали расследованию, но и доказывали, что Леон не зря к ней обратился — и может обратиться снова.

— Знаешь, что меня больше всего удивляет? — задумчиво спросил Леон. — То, что этот тип, Селиванов, так пофигистски отнесся к укусу змеи. Заклеил лейкопластырем — и пошел!

— Зря удивляет. Ты бумсланга видел?

— Да как-то не был представлен лично…

— В интернете картинки посмотри, — посоветовала Анна. — Бумсланг — мелкая змейка из семейства ужеобразных. Угадай, на кого он похож?

— Серьезно? На ужа?

— Он, прямо скажем, не копия, слишком дальняя родня. Но все зависит от того, где и как прошла его встреча с Селивановым. Возможно, там было мало света, да и вряд ли бумсланг сидел смирно, позволяя разглядеть себя со всех сторон. Тот, кто разбирается в змеях, не перепутал бы бумсланга и ужа. Но вряд ли это относится к Селиванову. Ему змея показалась ужом непривычной окраски, и это более предсказуемый вывод в наших широтах, чем нападение африканской рептилии. Бумсланг укусил его — и в ближайшие полчаса ничего не произошло. Это тоже усыпило бдительность Селиванова, заставило поверить, что он столкнулся с простым ужом.

Теперь уже и Леон начинал понимать, как это было.

— А потом его вызвали на допрос, и ему стало не до укуса, — подхватил он.

— Вот именно. Заклеил лейкопластырем и пошел. В этом плане бумсланг — редкая подлюка. Его яд действует медленно, но верно. Кстати, может и не убить, кому как повезет. Но если от Селиванова действительно хотели избавиться, ему наверняка подсунули достаточно взрослую и крупную змею.

— Как считаешь, это маньяк или нет?

— Без понятия, — пожала плечами Анна. — Фактов мало. То есть да, велик соблазн сказать: «Конечно, это маньяк, больной ублюдок, которому нравится смотреть на чужие мучения», но не все так однозначно. Во-первых, это дорогие убийства, и я не представляю, как их мог организовать один человек. А группа маньяков — это не невозможно, но маловероятно, в истории их было очень мало. Во-вторых, жертвы — люди бизнеса. Возможно, жестокость и показательность их смертей — это часть плана, послание для кого-то, а вовсе не признак извращенного ума.

Вот это был опасный момент. Если с делом не связан маньяк, то Анне, по идее, это неинтересно. Однако пока она и речи не заводила о том, чтобы он забирал эти свои фотографии и убирался.