Базилика - Уильям Монтальбано Страница 14

— Положи чемодан внутрь, — приказали мне по телефону.

Я ждал, ствол пистолета замер в моей руке, «дипломат» балансировал в воздухе над багажником словно реквизит фокусника.

— Лиза, скажи мне, когда он отойдет от машины, и заблокируй двери.

После паузы, которая, казалось, тянулась вечность, я услышал ее голос, ослабевший от облегчения и страха.

— Он ушел, Пол. Мы в безопасности. Быстрее.

Я бережно опустил чемодан на дно багажника, повернулся и побежал к машине. Через секунду я уже ехал к парковке, где стояла машина с зажженными фарами, в которой находились Лиза и мои девочки.

В нескольких метрах от меня внезапно завелась еще одна машина и с ревом умчалась прочь, взвизгнув шинами. В зеркало заднего вида я видел, как двое мужчин сели в «Форд».

— Лиза, Лиза.

Еще минута, и я буду на месте.

Сквозь ее крики я услышал голоса девочек. Еще сотня метров.

В волнении, опьяненный возбуждением, я почти убедил себя в том, что все еще может закончиться хорошо. Но я знал, что произойдет на самом деле.

Это не был обмен похищенных людей на деньги. Это была засада. Не ради денег. Ради убийства.

Я увидел справа вспышку и белый столб дыма. Я ударил по тормозам, и мое сердце упало.

Снаряд, пущенный из гранатомета, ударил со стороны водителя в дверь машины, где находилась Лиза. Раздался оглушающий взрыв, все, конец.

— Удачи в следующий раз, cabron, — раздалось из телефона.

Резко вывернув руль, взревев, как раненый бык, я направил машину к пикапу, где одинокая фигура, бросив одну переносную ракетную установку, целилась другой в меня.

Я надавил на педаль газа и врезался в бок пикапа как раз в тот момент, когда убийца выстрелил.

Никого не задев, снаряд улетел в небо, а грузовик опрокинулся на бок и со скрежетом заскользил по бетону. Когда я выбрался из груды металла, возле пикапа я обнаружил стрелка, молодого человека с густыми спутанными волосами, лежавшего на животе в луже крови.

— Помогите, madré mia, ayudame, [24]— простонал он.

— Что болит?

— Спина, ноги, aiyee Dios. [25]

— Я помогу тебе.

Глубоко вогнав пистолет убийце в зад, я выстрелил.

Он еще что-то кричал, когда в отдалении неожиданно раздался взрыв, и столб огня взметнулся в черное небо.

Чья-то любопытная душа открыла «дипломат».

Все, что происходило потом, было как в тумане. Даже после лечения, по прошествии почти десяти лет, кое-где у меня в памяти до сих пор осталась пелена. Проще говоря, я тронулся. Стал психом. Но никто так и не узнал, что я украл деньги. Даже когда это уже больше ничего не значило, я оставался героем в глазах сотрудников моего департамента, тех, кто не имел ни малейшего представления о трагическом правосудии, свершившемся той ночью.

Заботливые городские власти надолго упрятали меня за казенный счет в странное закрытое заведение, где было много лошадей. Меня навещали полицейские, старые друзья, один раз даже Рико приезжал, но я не был им особенно рад. Слишком много всего происходило у меня в голове. На некоторое время я подружился с одним из пациентов — летчиком, выжившим в катастрофе, в которой погибли почти все его пассажиры. У нас было много общего, хотя я никогда не рассказывал ему, почему. Мне казалось, что он не так уж сильно болен, но я ошибался, потому что однажды ночью он вскрыл себе вены.

После этого я держался особняком. Никогда не ездил ни на одной из местных лошадей. Постепенно я почувствовал, что началось выздоровление, потому что стал думать не только о прошлом, но и о будущем. Психиатры говорили, что это хороший знак, конец разрушающей стадии печали и горя и начало чего-то лучшего. Они этого не говорили бы, если бы знали, какое будущее я себе представлял.

Должно быть, подействовал какой-то пусковой механизм, о котором я не подозревал, потому что одной прекрасной осенней ночью я понял, что готов, и, проведя более двух лет среди психиатров и лошадей, сбежал оттуда навсегда. Я просто вышел из своей аккуратной маленькой комнатки, вскарабкался на стену, скорее защищавшую, чем устрашавшую, и через двадцать минут уже ехал в грузовике с женщиной-водителем, которая догадалась, конечно, что я сбежал из лечебницы, но ей было плевать.

Следующие несколько лет были временем, о котором я стараюсь не вспоминать: суровое время, проведенное в шкуре незнакомого мне человека. Но как-то я и это пережил. Рико начал меня разыскивать, наконец нашел и помог исцелить душу, а пять лет назад я приехал в Ватикан в почти священническом облачении и с исцеленной душой.

Все случившееся не кажется мне таким уж странным, когда я об этом задумываюсь. Масса людей, перенесших крушение судьбы, находит пристанище и обретает гражданство, становясь пылинками в сумерках Ватикана. Теперь я это понимаю. Но как можно думать об этом в окружении еще живых воспоминаний о трех женщинах, которых я любил?