Гамбит пиковой дамы - Георгий Ланской Страница 14

Значит, машина есть… Очень хорошо…

– Мы должны разделиться, Оливье. Ты поедешь со мной, а они пусть едут следом. По дороге мы оторвемся, вернемся сюда, ты получишь свою долю, а я исчезну.

– Почему ты говоришь – вернемся сюда? – насторожился он.

– Потому что деньги в доме, Оливье, – сказала я. – Я замуровала их в подвале.

Он снова замолчал. Я ждала, слушая, как тикают часы.

– Я не знаю, Алиса, – сказал он наконец. – Все… все так запутано… Я не могу тебе верить…

– Оливье, я тебя умоляю!

– Я не знаю. Надо подумать. Я позвоню тебе.

– Нет, – вскричала я. – Не надо. Я боюсь их. Они могут понять, что мы сговорились. Если ты согласен, то завтра, когда я выйду из дома, скажешь, что поедешь со мной. Если нет – я все пойму… Пожалуйста, Оливье… Прошу…

– Я подумаю, Алиса, – пообещал он и отключился.

Я уселась на диван и почесала Баксу живот. Он тут же перевернулся на спину, похрюкивая от удовольствия. Цель была достигнута, зерно раздора посеяно.

Мне уже приходилось иметь дело с шантажистами. Чего только стоил полоумный фанат, запечатлевший момент, когда мы с подругой выносили из дома труп бандита, явившегося за деньгами. Впрочем, в прошлой жизни меня трясли, как грушу, со всех сторон, и это были куда более изобретательные люди.

Леваллуа Перре. Домики-соты. Камерная идиллическая атмосфера пригорода. Соседи.

Справа от меня жила мадам Пьюдеба, очаровательная старушка, помешанная на розах. В ее саду было больше сотни кустов самых разных сортов и оттенков. Дети навещали мадам Пьюдеба редко, и цветами, как мне кажется, она спасалась от одиночества. Иногда мы встречались с ней в магазине и мило кивали друг другу. Однажды она пригласила меня на чай и угостила Бакса печеньем. Слева жил месье Рош, адвокат с обширной практикой и большим семейством. За два года я так и не подсчитала, сколько у него детей. При подсчетах я сбивалась, каждый раз получая другой вариант: то пять, то шесть. Мадам Рош меня не любила, а Бакса считала убийцей кошек и детей. Мы сталкивались с ней в кафе Жака, куда она приходила со своим выводком. Мадам Рош никогда со мной не здоровалась и гневно выговаривала Жаку, что он позволяет опасному животному находиться рядом с людьми. Кажется, она была и расисткой, поскольку ее отношение к нефранцузам было подчеркнуто брезгливым.

Через два часа я снова подошла к окну, простояв у него больше четверти часа. У ворот никого не было.

Они явно караулили меня в машине. Ночь холодная, присесть негде. Ночевать со мной в одном доме Лариса отказалась. Возможно, потому, что побоялась расправы, может быть, опасалась предательства со стороны Оливье. Явись они ко мне всей бандой, в разговоре всплыла бы истинная сумма, а делиться мачеха не желала. Чья бы очередь ни была дежурить у ворот, он явно халтурил. К тому же никто не знал, что машины нет в гараже. Лариса туда не заглядывала, а соглядатай у ворот либо проворонил момент моего возвращения, либо явился позже.

Я крадучись прошла в гостиную, выходившую окнами во двор, и шепотом позвала собаку. Да здравствуют парижские пригороды, с коттеджами, обнесенными каменным забором в полтора метра высотой!

Вылезти в окно не составило никакого труда. Бакс, вспрыгнув на высокий подоконник, спустя миг оказался в саду. Дальнейший выбор был небогат. Ворота семьи Рош выходили на ту же улицу, что и мои. К тому же адвокат держал дома двух котов, которые иногда бродили по ночам. Хотя ночь была сырой, я решила не рисковать. Дом мадам Пьюдеба был угловым. Больше всего я боялась, что Бакс, принимавший все за веселую игру, начнет лаять, потому я нацепила на него намордник.

– Барьер! – приказала я, ткнув пальцем в стену.

Пес посмотрел на меня, как на дуру.

– Барьер! – повторила я, добавив металла в голос.

Бакс разбежался, и его литое тело взвилось вверх. Спустя миг он исчез в саду мадам Пьюдеба. Теперь настала моя очередь.

Поскольку я не была настолько хорошо тренированной, как мой пес, то потратила на попытки перебраться через стену куда больше времени. Обломав ногти и поняв бесперспективность своих усилий, я влезла в окно кухни, взяла стул, подставила его к стене и залезла на нее. Бакс смотрел на меня с тротуара, сверкая глазами.

Я спрыгнула вниз.

Лариса и ее друзья могли караулить ворота сколько угодно. Под утро хорошо спится, особенно если на улице моросит дождь, а в машине работает печка. Никому из них не пришло в голову, что я полезу через забор на территорию соседей. Ни мачеха, ни Оливье не знали, на что я способна в критические моменты.

Я вышла из владений мадам Пьюдеба, потоптав немало клумб. Надеюсь, последствия будут не смертельными, все же осень… Переулок был неплохо освещен, потому я побежала, поминутно оглядываясь. И только через четверть часа, уже изрядно попетляв по улицам, почувствовала себя в безопасности. Я не рискнула идти на стоянку такси, опасаясь, что Людочка, Лариса или Оливье могут засесть в баре напротив кофейни Жака. Уходя все дальше от дома, я чувствовала, что с каждым пройденным кварталом обретаю уверенность в себе. Смутные планы на будущее оформлялись в четкую картину.

Примерно в пять утра я поймала такси и уехала в Париж. Водитель немного поворчал по поводу собаки, но деньги сделали свое дело. Я поехала в недорогой отель, где частенько останавливались собачники со своими питомцами, приезжая на выставки.

Я зарегистрировалась под именем Марии Левкиной. Сонный портье, отчаянно зевая, дал мне ключи от номера, не удостоив меня особым вниманием, что меня вполне устраивало. В номере я с наслаждением вымылась сама и выкупала грязного Бакса, развесила сушиться мокрую одежду. Выключив звук на мобильном, я улеглась спать.

Проснувшись, я обнаружила в телефоне семнадцать пропущенных звонков и двенадцать сообщений. Большая их часть была от Оливье. Несколько сообщений пришло с незнакомого номера, где латиницей были набраны русские фразы, экспрессивно желавшие мне сдохнуть.

В семь утра мне звонил Кристоф. От него же пришло последнее сообщение, прочитав которое я расплакалась. Кристоф был лаконичен. На дисплее высветилось всего несколько слов, в которых говорилось, что сегодня ночью в госпитале Амбруаз Парэ умерла Анна.

На похороны я не поехала. Появляться в обществе Кристофа было небезопасно. Хотя я безумно жалела Анну, решила не рисковать. В номере я валялась на кровати, смотрела пустым взглядом в телевизор, просматривала по верхам французские газеты.

Анну хоронили в воскресенье на кладбище Монпарнас. Кристоф, сделав несколько попыток дозвониться, прислал мне сообщение с временем и местом панихиды. Написав соболезнование, я сообщила, что приехать, к сожалению, не смогу, но навещу его по приезде в Париж. Лежа в постели, я слушала, как по стеклу стучат капли дождя, и думала об Анне.

Странным образом пожилая аристократка ассоциировалась у меня с другой женщиной, столь же хрупкой, стойкой к жизненным неурядицам, так же поддерживавшей меня в трудные минуты и тоже ушедшей слишком рано. Сейчас, в прохладной комнате отеля, мне казалось, что это не Анна, а Агата уходит от меня второй раз.