Анатомия скандала - Сара Воэн Страница 13

– Ты же ненавидела очки?

С подросткового возраста и до тридцати с лишним лет Эли носила только контактные линзы, считая очень гламурным надевать их без зеркала, балансируя крошечным прозрачным диском на кончике указательного пальца.

– Да? – Эли улыбнулась. – Очки дешевле, да и проще с ними… – Она пожала плечами, не желая озвучивать очевидное: у нее нет времени на себя, она уже и не помнит, что когда-то привлекала взгляды – стройная, светловолосая, уверенная в себе, в отличие от меня, скромной толстушки. Галерея образов прежних Кейт и Эли в разных физических воплощениях, наслаивающихся друг на друга, промелькнула передо мной, как сменные платьица на бумажных куклах.

– Ну что, как поживаешь? – Эли задрала очки на макушку и отодвинула оказавшиеся на столе детальки «Лего».

Мне показалось, что на самом деле ответ ей неинтересен: Эли прислушивалась к шипению лазаньи в духовке, думала о школьной форме, ворохом лежавшей на полу у стиральной машины, и о том, чтобы переложить первую, выстиранную партию в сушилку, с тяжелой размеренностью вращавшуюся глухими толчками.

– Я сказала – без перекусов! – Вскочив, Эли захлопнула дверцу нижнего шкафчика, где потихоньку шарил старший из ее сыновей, вечно голодный десятилетний Олли. – Через десять минут будем ужинать!

– Но я есть хочу! – топнул ногой мальчишка и выбежал из кухни – в нем явно играл тестостерон.

– Извини, – улыбнулась Эли и снова присела. – Здесь нормально не поговоришь.

Тут же в кухню расслабленной походкой вошла Пиппа, старшая, и, гибкая, как кошка, облокотилась о спинку моего стула.

– А о чем вы говорите?

– Выйди отсюда. Все марш в комнату! – раздраженно повысила голос Эли. – Дадите вы мне спокойно поговорить с подругой десять минут!

– Но, мама… – запротестовал ошеломленный Джоэль, когда его бесцеремонно выставили из кухни.

Его старшая сестра выпрямилась и вышла, нарочно виляя бедрами как модель. Я проводила взглядом эту девушку-ребенка, невольно восхищаясь ее расцветающей красотой и страшась того, что может готовить ей будущее.

– Так-то лучше. – Эли отпила чая и удовлетворенно вздохнула.

Интересно, почему мы не пьем просекко? Сегодня же пятница. В свое время мы бы уже три четверти бутылки уговорили. Но Эли убрала вино в холодильник. Я отпила чая – слишком крепкий, Эли никогда не умела заваривать, как я люблю, – дотянулась до огромного пакета молока у раковины и разбавила чай молоком.

– Так что ты говорила о новом деле?

Стало быть, ей все-таки интересно? У меня даже улучшилось настроение, но в душе тут же шевельнулось дурное предчувствие.

– Дело обещает стать громким. Изнасилование. Фигурант – весьма высокопоставленное лицо.

– Ну-ка, ну-ка?

Я замялась. Меня так и подмывало чуть-чуть приоткрыть завесу – не углубляться в подробности, а просто назвать имя.

– Я не имею права об этом говорить. – Я подавила искушение посекретничать.

На лице Эли появилось выражение: «А, ну-ну, раз тебе так больше нравится». Она еле слышно огорченно выдохнула. Между нами стремительно росло отчуждение, мы не успели побыть, как раньше, лучшими подругами и сплетницами.

– Джеймс Уайтхаус, – нарушила я собственные правила, торопясь вернуть дружескую близость. К тому же мне хотелось посмотреть на реакцию Эли.

Голубые глаза подруги полезли из орбит. В эту секунду все ее внимание принадлежало мне – Эли забыла обо всем на свете.

– Министр?!

Я кивнула.

– И ты будешь поддерживать обвинение?

– Да. – Я округлила глаза. Самой до сих пор не верится.

Эли длинно выдохнула. Я приготовилась к неизбежным вопросам.

– Думаешь, он виновен?

– Королевская уголовная прокуратура считает, что существуют веские основания для возбуждения дела.

– Это не одно и то же. – Эли покачала головой.

Сморщив нос, я выдала стандартный ответ:

– Он утверждает, что невиновен, но, по мнению прокуратуры, доказательств для обвинительного вердикта достаточно, и я приложу все усилия, чтобы убедить в этом присяжных.

Эли резко встала, рывком открыла ящик и начала набирать шесть ножей и шесть вилок. Бутылочки для масла и уксуса она держала в другой руке, как пару маракасов. Обернувшись, она задвинула ящик бедром.

Может, ей неприятен мой юридический жаргон и манера вещать, как в суде? Но мне трудно, обсуждая дело, переключиться на разговорный язык, как трудно и оставить мою юридическую въедливость и привычку к перекрестному допросу, когда я начинаю что-то доказывать. Эли явно не в духе – она упорно избегает моего взгляда, поджимает губы, будто сдерживается, чтобы промолчать. Но подруга скорее о чем-то задумалась, чем злится.

– Я в это не верю. Да, я слышала о его интрижке, но считаю его порядочным человеком. Он хорошо справляется со своими обязанностями, лично посещает мусульманские общины и не относится ко всем мусульманам предвзято. К тому же он такой душка…

– Душка?!

Эли, смутившись, пожала плечами.

– Ну этого тори я бы не выгнала из постели.

Вот это поворот, подумала я.

– Он же совсем не твой тип!

Уайтхаус совершенно не похож на Эда, с которым Эли вместе чуть не с двадцати лет: сейчас ее муж превратился в солидного, лысеющего директора школы.

– Я считаю Уайтхауса красавцем, – откровенно сказала Эли, и я увидела, как нелегкое бремя, которое она тащит по жизни – обязанности жены, матери, учительницы начальных классов, – разом спало с ее плеч после этого неожиданного признания. На мгновенье нам снова стало по восемнадцать: мы собираемся на студенческую вечеринку, болтая, кто из парней нам нравится.

Пожав плечами, я начала освобождать стол. От реакции Эли мне стало неуютно. Вот с чем предстоит столкнуться в суде: подсудимый склонит на свою сторону всех женщин-присяжных, да и некоторых мужчин, потому что такая внешность никого не оттолкнет. Точный подбородок, красиво очерченные скулы, зеленые глаза, высокий рост – и харизма, это редкое свойство, выделяющее Уайтхауса из общей массы. Полный набор качеств лидера. Прибавьте к этому обаяние, отпущенное ему в избытке, легкое, подкупающее обаяние, отличающее выпускников Итона. В таком обаянии окружающим чудится искренний интерес и неравнодушие. Перед этим трудно устоять – Оливия Литтон в этом уже убедилась. Я не сомневаюсь, что если посадить Уайтхауса на скамью подсудимых, а там он неизбежно и окажется, то он немедленно пустит в ход все свое обаяние как главный козырь.

– Что, несолидно с моей стороны очаровываться его внешностью, да?

– Да нет, при чем тут несолидно… Боюсь, это естественная реакция. От присяжных следует ожидать того же самого.