Фалько - Артуро Перес-Реверте Страница 13

– Надо, надо оздоровлять Испанию, – прощупывая его, сказал Фалько.

– Предпочел бы делать это на передовой. А здесь воняет местью и позором.

– Боюсь, это еще самое начало. Если верить радио и газетам, красные бегут и массово сдаются в плен.

– Брехня. Я только что оттуда. Дерутся отчаянно за каждую пядь своей территории.

– Так что же, к Рождеству не кончится? – удивился Фалько.

– Разумеется, нет. Это пропаганда.

– Значит, война будет долгой и кровавой?

– Представьте себе. Лучшая в мире пехота сошлась с лучшей в мире пехотой.

Встретивший визитеров начальник тюрьмы повел их через галерею вдоль длинного ряда окон, освещавших противоположную стену с железной лестницей. Два этажа. Двери камер. Отопления здесь не было, и царил лютый холод. Слышались отдаленные голоса, иногда лязг отпираемых дверей, и шаги отдавались в коридоре со зловещей гулкостью. По дороге начальник рассказал им про человека, ради которого они сюда пришли: член социалистической партии, бывший заместитель начальника тюрьмы в Аликанте, приехал навестить свою семью, остававшуюся в зоне националистов. Пытался бежать в Португалию, но в Бехаре его схватили. Сейчас сидит в камере с еще пятнадцатью заключенными, ждет военно-полевого суда.

– Мать живет в Альба-де-Тормесе. Вдова депутата-социалиста. Разумеется, она под наблюдением… Брат записался в «Фалангу», но мы думаем – для того только, чтобы снять с себя подозрения.

Арестант по имени Паулино Гомес Сильва ждал их в кабинете с серыми стенами, где были только стол, три стула и портрет каудильо на стене. Начальник оставил их наедине с заключенным и закрыл дверь. Гомес Сильва оказался щуплым и худосочным, с близорукими испуганными глазами на остроскулом лице. На нем был грязный и измятый серый костюм, башмаки без шнурков и рубашка без галстука, сильно залащенная на обшлагах. Все трое уселись, и Фабиан Эстевес без дальних слов достал из кармана пальто сложенный вчетверо план и расстелил его на столе:

– Узнаете?

Арестант взглянул и тотчас вскинул к нему удивленный и недоверчивый взгляд:

– Кто вы такие?

– Это неважно. Отвечайте на вопрос. Узнаете, что тут изображено?

Гомес Сильва растерянно заморгал:

– Ну да, конечно. Это тюрьма в Аликанте.

– Опишите все подробно и обозначьте все на плане.

– Я не вижу без очков. А очки разбились, когда меня задерживали.

– Придвиньтесь поближе. Я вам буду говорить.

Тот послушно и точно начал отвечать на вопросы. Главный вход, задний, расстояния, стены, дворы, галереи, камеры. Он говорил, а руки и небритый подбородок с проступившей седой щетиной у него дрожали. Пальцы с отросшими грязными ногтями подцепили сигарету, предложенную Фалько. И на секунду в его глазах измученного животного мелькнула искорка благодарности.

– Давно не курили? – спросил Фалько.

– Три месяца.

– Тяжко, должно быть.

Гомес Сильва быстро глянул на Эстевеса и потом на дверь.

– Не это здесь самое тяжкое.

Фалангист достал записную книжку в клеенчатой обложке, карандаш и пометил в ней ворота, три корпуса, восемь внутренних двориков, часовня, высота стен. Все записал обстоятельно и аккуратно, убористым бисерным почерком, сделал чертежик. Арестант время от времени с немым вопросом в глазах посматривал на Фалько. Тот протянул ему еще одну сигарету.

– Ну, думаю, достаточно, – сказал Эстевес, пряча записную книжку.

– Я вам не нужен больше?

– Нет.

Фалько и фалангист поднялись. Гомес Сильва остался сидеть, переводя растерянный взгляд с одного на другого.

– Мне как-нибудь зачтется это?

– Непременно, – солгал Фалько.

– Я три месяца ожидаю суда. И каждый день боюсь, что однажды меня вытащат из камеры и я исчезну, как другие.

– Не бойтесь. Ваше дело будет разобрано законным порядком. Мы вам гарантируем.

Арестант ухватился за эту надежду. Или хотел ухватиться. Сигарета дрожала у него в пальцах.

– Я симпатизирую Национальному Движению, поверьте! Я признал свои политические ошибки… Мой брат – активный член «Фаланги»…

Покуда Фабиан Эстевес стучал в дверь, Фалько вывернул весь портсигар в руки Гомесу, и тот взглянул с благодарностью. Начальник тюрьмы проводил их обратно до ворот.

– Тут вот какое дело, – сказал ему фалангист на прощание. – По соображениям государственной важности этого арестанта надо бы на какой-то срок изолировать. Пресечь общение с сокамерниками.

– Постараюсь. Но вы же сами видели, какая тут у нас скученность, а дальше будет только хуже.

– Это приказ руководства «Фаланги» и генштаба каудильо. Необходимо сделать так, чтобы этот заключенный не контактировал с другими. Никто не должен знать, о чем мы тут с ним разговаривали.

Начальник тюрьмы в задумчивости сморщил лоб:

– И на какой же срок?

– Четыре недели – самое малое.

Начальник перевел дух:

– А-а, ну в таком случае сложностей не предвижу! Как раз вчера мне переслали документы. Через три дня суд. Исходя из опыта его предшественников, можно предположить, что…

В машине на обратном пути оба молчали. Не говорили ни о том, какая судьба уготована Паулино Гомесу Сильве, ни о чем другом. Сидя сзади – за рулем был юный и ко всему безразличный солдатик в штатском, – Эстевес листал свою записную книжку, а Фалько смотрел в окно. Вышли на улице Толедо и стали напротив друг друга, глаза в глаза, руки в карманах пальто. В отличие от Фалько, Эстевес был без шляпы. У фалангистов их носить было не принято.

– Когда отправляетесь? – спросил Эстевес.

– Завтра.

– По суше?

– Да.

– Перейти границу – дело опасное.

– Не впервой.

– Да, мне говорили.

Эстевес чуть улыбнулся – и сразу словно помолодел. Улыбка у него была грустная, будто слишком много он видел за краткий срок. Меланхолик какой, подумал Фалько, и все у него на лбу написано – и прошлое, и будущее. Такие долго не живут.

– А что еще вам сказали?

– Достаточно. Как, полагаю, и вам обо мне.

– Всегда хорошо знать, с кем сел играть.

Он полез за портсигаром, но спохватился, что там пусто. Фабиан Эстевес смотрел сквозь него, словно вглядывался в какую-то даль. Накануне адмирал рассказал Фалько, что, когда красным удалось ворваться в северное крыло Алькасара и поднять свой флаг над развалинами, Эстевес был одним из пяти добровольцев, которые с одними пистолетами по приставным лестницам и по веревкам сумели взобраться туда и выбить противника.