Конец игры - Екатерина Горбунова Страница 13

Тогда, в начале учебного года она черканула на полях книги сиюминутную мысль. На следующем занятии, демонстративно глядя на ученицу, мистер Кэрриган поставил книгу на верхнюю левую полку. Взяв ее в руки в перерыве и открыв на нужной странице, Эмберли обнаружила ответ.

Теперь они так постоянно пикировались. И было важно – сохранить все в полной тайне, не допустить, чтобы чужие умы вторглись в их размышления. А уж чужие безумия – и подавно! Поэтому, едва заслышав первые шаги, Эмберли поставила томик на полку и нервно прошла к своему месту.

В кабинете английского ученики сидели по кругу. Ни Дерека, ни Одри на этом модуле не было, а Ребекка ходила и почти всегда обменивалась колкостями со Стейси Адамс. Уж ни она ли не пожалела тюбика губной помады?

Эмберли проследила, как рассаживаются остальные. Кто-то сразу доставал конспекты и принимался штудировать тему, кто-то праздно тыкался в телефоне. Ребекка выудила из своего бездонного рюкзака толстенный гримуар в черной коже и принялась его внимательно изучать.

– Собираешься приворожить красавчика? – раздался наждачный голосок Стейси Адамс, которая нарочно уселась напротив Ребекки. – Лучше пожелай себе мозгов!

– А тебе чего? Упругой задницы? Или ровных ног? – не отрывая от книги взгляд, откликнулась Ребекка, и тут же получила в ответ:

– Да, пошла ты!

Эмберли закатила глаза ‒ начинается! Но война разгореться не успела. В кабинет пружинящей походкой зашел мистер Кэрриган, и студенты отправились в путешествие по английской литературе на волнах его бархатного голоса.

Да, жаль, что учителю не двадцать лет. Хотя, кто знает, может, в том возрасте он был таким же придурком, как и однокурсники Эмберли. Правда, про Дерека в качестве исключения она думала только хорошее.

Мысль о спустившемся с неба ангеле кольнула и тонкой занозой вонзилась в девичье сердце ‒ Эмберли даже механически потерла левое плечо. Мистер Кэрриган с вопросом глянул в ее сторону, но она только покачала головой, а потом почувствовала буравящий взгляд Стейси Адамс. Та изогнула выщипанную бровь и с вызовом закинула ногу на ногу. Неужели эта скандалистка решила переключить свое внимание с Ребекки на Эмберли?

Мистер Кэрриган зачитал стихи современных поэтов, раздал студентам распечатки и попросил объяснить строчки: «Надежда – это яд. Но в разумной дозировке и яд становится лекарством». Завязавшаяся дискуссия развлекла Эмберли, хотя свои мысли она предпочла оставить для приватного диалога. Урок пролетел слишком незаметно, даже стало досадно.

Выходя из кабинета последней, девушка задержалась у полки, чтобы вложить распечатку стиха в крайний томик. Пусть мистер Кэрриган подумает над ее вопросом до следующей встречи: «А если яд – цианид?»

В коридоре, в толпе учеников, Эмберли разглядела Дерека и Одри – те стояли лицом друг к другу и разговаривали. Со стороны они производили впечатление счастливой пары, что немного уязвило Эмберли. Но ведь она и не претендовала на парня. Отношения ей ни к чему: до окончания школы осталось совсем немного, и все они разъедутся ‒ так зачем начинать то, чему суждено оборваться вскоре. Но если Одри готова окунуться в них с головой – это ее дело. И всё-таки хорошо, что недоразумение между ними разрешилось.

Эмберли подошла к парочке, чего обычно никогда не делала.

– Привет! – коротко улыбнулась.

В глазах Дерека явственно проступило любопытство, а вот Одри… отшатнулась и скривилась. Можно подумать, что Эмберли прокаженная. И не она ли совсем недавно успокаивала рыдающую бывшую подружку?!

– Привет, – отозвался Дерек и тоже улыбнулся в ответ.

Еще неделю назад Эмберли воссияла бы от счастья – сейчас же ей будто впрыснули сок цикуты в кровь, и токсин медленно разносился по всем органам. Через минуту начнутся спазмы в животе, и ее тело окутает слабость, а чуть позже – эпилепсия, пена изо рта и смерть. Кажется, так…

Эмберли неуклюже развернулась и на деревянных ногах двинулась в сторону нужного ей кабинета. Она кое-как отсидела модуль, пожалуй, даже толком не запомнила, что на нем объясняли – механически записывала под диктовку, делала какие-то пометки, словно ее сознание разделилось на две половины. Одна – рациональная – осталась бесстрастной, занималась привычными делами, чтобы потом не пришлось бегать, искать у кого-то материал, другая – чувствительная – забилась в уголочек и тихонько всхлипывала.

Вторая половинка представлялась Эмберли обиженной маленькой девочкой. Показывать ее – значит, выдавать свою слабость.

Потом был перерыв на ланч. Эмберли буквально соскребла себя со стула и дотащилась до дальнего туалета. Сегодня эта санитарная зона была свободной. Конечно, Одри же успокоилась.

Хотелось сделать что-то дикое. Например, написать на дверце одной из кабинок: «Одри – сука» или еще что-то не менее «лестное». Только разве поможет?

Эмберли прерывисто вздохнула и, чтобы хоть как-то отвлечься от неприятных мыслей, через лэптоп вошла в игру.

Сегодня заставка не оказала на нее никакого магического воздействия, излишняя пафосность даже отталкивала. Но вот потом, само действо… Помимо персонажа с клювом, судьи, обвиняемого и кучи зрителей выступил адвокат: белая маска в виде лица с обведенными чёрной тушью глазами, строгая одежда гробовщика, трость с набалдашником – голова ворона. Уж не он ли будет последним аргументом защиты? Эмберли не смогла сдержать короткого смешка. Сегодня судье предстояло выслушать и чумного доктора, и его оппонента.

Судили за мелкое воровство некоего Майка Уоррена. Адвокат пытался выгородить подопечного банальной клептоманией. Типа, ничего страшного, большого урона магазинам такие кражи не наносят, все убытки заранее вложены в стоимость других товаров, а обвиняемый таскает мелочевку, не контролируя себя. Прокурор же – ведь тот, в птичьей маске выполнял такую функцию? – настаивал, что Уоррен в последнее время перешел границу между неконтролируемым поступком и намеренным причинением вреда. Обвиняемый вошел во вкус, играл и воровал вещи все дороже и дороже.

А ведь, кажется, в древности на Востоке отрубали руки даже мелким оголодавшим мальчишкам за стянутый с прилавка фрукт, и никого не волновало, что бедняга не ел уже несколько дней.

Обвиняемый сидел, вальяжно раскинувшись на лавке, и, кажется, не собирался воспринимать происходящее всерьёз. Выражение на смазливой физиономии ясно транслировало его отношение: «Да иметь я хотел вас всех!»

Урод!

И опять этот невероятный эффект присутствия. Эмберли снова стало казаться, что на неё смотрит живой человек. В маслянистых глазках легко читались презрение, насмешка и уверенность в собственной безнаказанности. И больше не хотелось придумывать какие-то нелепые приговоры по принципу, что первое в голову придёт, лишь бы отчитаться. Что там говорилось про Древний Восток и отрубание рук? Вот. Пусть так и будет.

Эмберли торопливо вбила в строчку приговор и, не дожидаясь очередного пафосного финала, захлопнула крышку лэптопа.