Долина костей - Майкл Грубер Страница 120

— Да уж, я думаю. Странное, однако, совпадение: как раз тогда, когда вам позарез нужна помощь, вдруг невесть откуда появляется чокнутый с ножом. Знаешь, за сорок лет работы в системе я научился с подозрением относиться к подобным случайностям.

— Что я могу сказать, майор? Так оно все и было. Как только в игру вступает Эммилу Дидерофф, подобные странности лезут что грибы после дождика. Похоже, это от нее неотделимо.

— Мм… Я так понимаю, что организатором преступлений является этот Сонненборг, тут особых сомнений нет.

— Точно, это наш парень. И аль-Мувалид на нем, и Уилсон, и последующие нападения с похищением, короче, полный букет. Двое его подручных, которых мы схватили позднее, это просто шестерки, и сейчас тарахтят без умолку, сваливая все на своего босса. Но к слову об организаторе: официально Сонненборг работал на федерала по имени Уэйн Семпл, он же Флойд Митчелл, он же Дэвид Паккер.

— Которого у нас нет.

— Нет. А он нам нужен? Сдается мне, что все эти гадости исходили непосредственно от Сонненборга, тот еще был мерзавец. Паккер выписывал чеки, но теперь он уже вышел из игры. Когда мы с Моралесом проезжали там ранним утром, никакой баржи на приколе не стояло. Думаю, он позвонил в свою контору, и чистильщики принялись за дело. Сам он вернулся куда-нибудь в пригород Вашингтона, а его суденышко отогнали в открытое море и затопили.

Олифант промолчал. Он поджал губы и уставился в потолок. У Паза возникло странное ощущение, будто он читает мысли этого человека, как бегущую по низу телевизионного экрана строку в программе Си-эн-эн. Паз достал из кармана кассету для мини-диктофона и положил ее на стол перед майором.

— А это вам.

— Что это?

— Полное признание от Паккера с перечислением имен. Вся эта история с суданской нефтью, попыткой правительства США оказать влияние на суданскую нефтяную политику и получить информацию о якобы недавно открытых огромных залежах. Одному богу известно, сколько противозаконных деяний было совершено в связи с этим и здесь, и там, включая этнические чистки, геноцид, пытки и два убийства американских граждан, имевшие место здесь, во Флориде. Я думаю, что, если вы припрячете это в надежном месте и дадите людям наверху, в округе Колумбия, знать, какой материал у вас имеется, вы соскочите с крючка. Я имею в виду, что, если создается ситуация, когда ни у той ни у другой стороны нет преимуществ, лучше покончить дело миром.

Олифант довольно долго смотрел на маленький прямоугольник, а потом опустил его в карман рубашки.

— Пожалуй, ты прав. Предъявлять мне обвинение они не станут. Может быть, организуют убийство, но преследовать легальным путем побоятся. Спасибо тебе… нет, я действительно очень тебе благодарен, но до чего все это противно!

— Не стоит благодарности, — сказал Паз. — И еще два момента. Первый касается опасной невменяемой беглянки Эммилу Дидерофф, которую мы с доктором Уайз незаконно забрали из отведенного ей места содержания. Готов поручиться, что она исчезнет так же, как и мистер Паккер.

— Вот оно что. Я так понимаю, у тебя есть план.

— Вроде как. Вчера ночью, примерно в полчетвертого утра, я позвонил в Рим и поговорил там с очень милой женщиной из Общества сестер милосердия Крови Христовой. Представился и сказал, что ее генеральной, возможно, будет интересно узнать о той ситуации, в которой оказалась одна из их сестер. Они называют ее Эмили Гариго. Рим, похоже, весьма заинтересовался…

— И что они собираются делать?

— Не имею представления. Но, насколько мне известно, они там находчивые, и возможности у них большие. Уверен, они что-нибудь придумают.

— Да. А какой второй момент?

Паз достал свой «глок» и футляр с полицейским жетоном и положил на стол перед Олифантом.

— Сдаю значок и табельное оружие. Я предлагаю вам представить это так, будто вы вынудили меня подать в отставку. Если какое-то дерьмо, касающееся этой истории, всплывет на поверхность, вот вам неплохое прикрытие. Безответственный ковбой уходит в отставку под давлением совершенно незапятнанного руководства. Но без скандала и с выходным пособием.

— Господи, Джимми, тебе нет необходимости это делать.

На лице Олифанта было написано непритворное участие, но на каком-то, тщательно завуалированном, уровне Паз уловил оттенок облегчения.

— Есть. Я уже убил двоих парней, будучи при исполнении, и как раз прошлой ночью понял, что не могу больше убивать. Оставшись на службе, рано или поздно непременно психану и опять кого-нибудь убью. — Он встал и протянул руку. — Всего наилучшего, майор. Заходите как-нибудь в ресторан. Я угощу вас обедом.

* * *

Лорна с неохотой выныривает из сна и, обнаженная, ковыляет в ванную, где останавливается перед оставшимся от прежних владельцев большим, во всю стену, зеркалом, чтобы посмотреть, как она выглядит. Явные признаки распада появятся еще нескоро, но какое это имеет значение, если процесс уже пошел. Она думает, что на какой-то короткий срок приобретет изысканную стройность, но после этого стремительно превратится в обтянутый желтой кожей скелет. С другой стороны, такой сексуальной жизни, как сейчас, у нее не было никогда. Что это: десерт для гурмана под завязку никчемной, безвкусной трапезы? Что? Лорна понимает, что ее мысленный вопрос может быть обращен только к Всевышнему, и вспоминает последнюю тетрадь, где Эммилу высказывает предположение относительно наличия у Святого Духа чувства юмора. Каково это, размышляет она, верить во все такое? Лорна мимолетно заглядывает в свое сознание и приходит к выводу, что механизм, генерирующий веру, там напрочь отсутствует. Зато присутствует что-то вроде блокиратора, мигом гасящего возникающие колебания и выдающего на мысленный экран, как в программе «Пауэр пойнт», готовые картинки с материалистическим объяснением всего того, что свалилось на нее в последнее время.

Она ощупывает свои гланды, находя их распухшими, но не изменившимися. Ее лихорадит, температура, похоже, сто с небольшим по Фаренгейту, ее подташнивает, но не настолько, чтобы вырвало. То есть, как заключает Лорна, смерть приближается, но она еще не рядом. С этой мыслью доктор Уайз забирается под душ и, смывая с себя любовную испарину, снова задается вопросом: долго ли это продлится до того, как болезнь сделает ее слишком слабой и непривлекательной для секса? Но ничего, приходит решение, к тому времени у меня будет достаточно пилюль, чтобы заснуть и не проснуться.

Уже одеваясь, Лорна думает о том, что ей вроде следует испытывать подавленность, но как бы не так. Вместо этого присутствует ощущение, будто все происходит с кем-то другим и наблюдается ею со стороны. Пресловутая «стадия отказа»? Очень может быть.

Выходя, она замечает, что дверь в комнату для гостей открыта, и слышит шорох на кухне: закрывается дверца холодильника. Это Эммилу, в шортах и футболке, с коробочкой йогурта в руках.

— О, вы встали! — говорит она, помахивая йогуртом. — Надеюсь, вы не против… Не могу вспомнить, когда ела в последний раз.