Наблюдая - Блейк Пирс Страница 12

В ответ на позицию Циммермана в аудитории воцарилась полнейшая тишина.

Хейман спросил Циммермана:

– Значит ли это, что все присутствующие должны испытывать чувство вины точно так же, как и Райли с Труди?

Циммерман пожал плечами.

– Может быть, как раз наоборот. Разве чувство вины приносит какую-либо пользу? Разве оно способно вернуть бедную девушку? Возможно, более уместно для всех нас успокоиться на этот счёт.

Циммерман вышел перед столом и обвёл взглядом студентов.

– Обращусь к тем, кто не был особенно близок к Рее. Что вы сейчас испытываете к двум её подругам – Райли и Труди?

Какое-то время все молчали.

Затем Райли с изумлением услышала всхлипы, нарушившие тишину аудитории.

Какая-то девушка произнесла сдавленным голосом:

– О, мне их так жаль…

Другая произнесла:

– Райли и Труди, мне бы очень хотелось, чтобы вы не чувствовали своей вины. Не надо. То, что произошло с Реей, было ужасно. Не могу представить, какую боль вы сейчас испытываете…

Остальные студенты эхом выразили своё согласие с высказавшимися.

Циммерман понимающе улыбнулся классу.

– Думаю, большинство из вас в курсе, что я специализируюсь на преступной патологии. Всю свою жизнь я старался понять ум преступника. И последние три дня я пытался разобраться в этом преступлении. И пока я уверен в одном: у убийцы были личные мотивы. Убийца знал Рею и хотел её смерти.

Райли снова изо всех сил старалась уложить эту мысль в голове.

Кто-то настолько ненавидел Рею, что решился убить её?

Тогда Циммерман добавил:

– Как бы жутко это ни звучало, я хочу убедить вас в одном: больше убийств не будет. Рея была его целью, а не кто-либо ещё. И я совершенно уверен, что убийца скоро будет найден.

Он оперся на край стола и сказал:

– Могу сказать вам вот что: где бы сейчас ни находился убийца, что бы он ни делал, он не чувствует то, что вы чувствуете. Он не способен испытывать сочувствие к страданиям других людей, не говоря уже об истинной эмпатии, которую я ощущаю в этой аудитории.

Он написал на доске слова «симпатия» и «эмпатия» и спросил:

– Кто-нибудь может напомнить мне различия между этими двумя словами?

Райли немного удивило то, что руку подняла Труди.

– Симпатия – это когда тебе важно, что чувствует другой человек. Эмпатия – это когда ты полностью разделяешь чувства другого.

Циммерман кивнул и записал определения Труди.

– Точно, – подтвердил он. – Так что я предлагаю всем нам отбросить чувство вины. Сфокусируйтесь вместо него на нашей способности испытывать эмпатию. Она отличает нас от жутких монстров, которые есть в этом мире. И она очень ценна – особенно в такие моменты, как этот.

Хейман был доволен наблюдениями Циммермана. Он сказал:

– Если вы не против, предлагаю закончить на этом на сегодня. Это была тяжёлая дискуссия, но, надеюсь, она принесла вам пользу. Просто помните, что все вы испытываете сейчас довольно сильные эмоции – даже те, кто не был особенно близок с Реей. Не ожидайте, что скорбь, шок и ужас уйдут мгновенно. Пусть они идут своим чередом. Они являются частью выздоровления. И не стесняйтесь обращаться за помощью к школьным психологам. Или друг к другу. Или же ко мне и доктору Циммерману.

Когда студенты встали из-за столов, чтобы уйти, Циммерман сказал:

– А по пути обнимите Райли и Труди. Им это сейчас важно.

Впервые за всё время урока Райли почувствовала раздражение.

С чего он взял, что мне нужны объятия?

На самом деле, это было последнее, чего ей сейчас хотелось бы.

Она вдруг вспомнила, что ей претило в докторе Циммермане, когда она ходила к нему на пары: он был слишком мелодраматичным, слишком слащавым, и он любил заставлять своих студентов обниматься.

Для криминального психолога это выглядело странным.

Как и для человека, хвастающего своей эмпатией.

В конце концов, откуда ему знать, хотят ли они с Труди, чтобы их обнимали, или нет? Он даже не поинтересовался!

Разве это признак эмпатии?

Райли невольно подумала, что он пустозвон.

Однако она стоически выдержала всё время, когда один за другим студенты сочувственно обнимали её. Кто-то плакал. А ещё она видела, что Труди вовсе не возражает против всего этого внимания и сквозь слёзы улыбается в ответ на каждое объятие.

«Возможно, дело во мне», – подумала Райли.

Неужели с ней что-то не так?

Возможно, её чувства отличаются от того, что испытывают другие люди.

Вскоре с объятиями было покончено, и почти все ученики вышли из комнаты, включая Труди. Доктор Циммерман тоже уже ушёл.

Райли была рада, что ей выпал момент остаться наедине с доктором Хейманом. Она подошла к нему и сказала:

– Спасибо, что разъяснили всё насчёт вины и ответственности. Мне правда было важно это услышать.

Мужчина улыбнулся и сказал:

– Был рад помочь. Я знаю, что тебе сейчас приходится очень нелегко.

Райли опустила голову, собираясь с духом, чтобы сказать то, что очень хотела.

Наконец, она произнесла:

– Доктор Хейман, вы, наверное, уже не помните, но я была на вашем курсе «Введение в психологию» на первом курсе.

– Я помню, – сказал он.

Райли проглотила нервозность и сказала:

– Так вот мне всегда хотелось сказать вам… это вы вдохновили меня на то, чтобы специализироваться на психологии.

Хейман посмотрел на неё слегка удивлённо.

– Ух ты, – сказал он. – Я очень этому рад. Спасибо.

Несколько неловких секунд они просто стояли и смотрели друг на друга. Райли от души надеялась, что не выглядит дурой.

Наконец, Хейман сказал:

– Знаешь, я давно приметил тебя в классе – работы, которые ты пишешь, вопросы, которые задаёшь, идеи, которыми делишься с остальными. У тебя острый ум. И у меня такое ощущение… что у тебя есть вопросы о том, что случилось с твоей подругой, которые остальным ребятам даже в голову не приходят – а может быть, они не хотят о них думать.

Райли с трудом сглотнула. Конечно же, он был прав, как будто умел читать её мысли.

«Вот это истинная эмпатия», – подумала она.

Она вернулась мыслями к ночи убийства, когда она стояла у комнаты Реи, желая войти внутрь и чувствуя, что если только она войдёт в этот момент в комнату, она сможет узнать нечто очень важное.

Но тот момент давно ушёл. Когда Райли всё-таки удалось войти туда, там уже было убрано и всё выглядело так, будто в ней ничего не произошло.