Супруги по соседству - Шери Лапенья Страница 12

– Он мог быть в перчатках, – предположил Марко, когда детектив Расбах рассказал супругам об отсутствии следов постороннего в доме.

Наступило утро. Энн и Марко выглядели изможденными. Марко к тому же как будто до сих пор мучило похмелье. Но они и не подумали прилечь. Родителей Энн попросили выпить кофе на кухне, пока детектив повторно допрашивал супругов. Он должен был постоянно убеждать их: полиция делает все возможное, чтобы вернуть их ребенка, он не просто так тратит их время.

– Вполне вероятно, – согласился детектив с предположением Марко о перчатках. Но потом заметил: – Однако даже в таком случае мы должны были бы обнаружить отпечатки обуви или другие следы чужого присутствия в доме – и уж точно за домом или в гараже.

– Если только он не вышел через главный вход, – возразила Энн. Она вспомнила, что видела приоткрытую дверь. Теперь она протрезвела и говорила с большей уверенностью. И она была убеждена, что похититель вынес ее дочь через главный вход и спустился с крыльца на тротуар, поэтому и не нашлось никаких чужих отпечатков.

– Даже тогда, – возразил Расбах, – мы должны были бы что-то отыскать, – он посмотрел на них обоих многозначительным взглядом. – Мы допросили всех, кого возможно. Никто не сообщил, что видел человека с ребенком на вашем крыльце.

– Но это не значит, что его там не было, – не скрывая раздражения, сказал Марко.

– Вы не нашли и никого, кто бы видел, как ее вынесли через заднюю дверь, – добавила Энн резко. – Вы вообще ни черта не нашли.

– В датчике движения выкручена лампочка, – напомнил им детектив Расбах. Он помолчал, а затем продолжил: – Еще мы обнаружили следы колес в гараже, которые не соответствуют вашей машине, – он дал им время вникнуть в то, что сказал. – Никто не пользовался вашим гаражом недавно? Вы никому не разрешаете там парковаться?

Марко бросил взгляд на детектива и отвел глаза.

– Нет, никому, – сказал он.

Энн покачала головой.

Энн и Марко явно нервничали. Неудивительно, ведь Расбах только что дал им понять, что при отсутствии вещественных доказательств того, что ребенка вынес из дома посторонний (особенно на заднем дворе и в гараже), оставалось одно: это сделал кто-то из них.

– Прошу прощения, но я должен спросить о лекарственном препарате у вас в ванной, в шкафчике, – сказал Расбах, повернувшись к Энн. – О сертралине.

– А что с ним? – откликнулась Энн.

– Не расскажете, для чего он? – осторожно спросил Расбах.

– У меня легкая депрессия, – ответила Энн, защищаясь. – Мне доктор прописал.

– Ваш семейный врач?

Она замялась и посмотрела на Марко, словно не знала, как ей быть, но потом ответила.

– Мой психиатр, – призналась она.

– Ясно, – произнес Расбах. – Не скажете, как зовут вашего психиатра?

Энн снова взглянула на Марко и ответила:

– Доктор Лесли Ламсден.

– Спасибо, – пробормотал Расбах, записывая в блокнот.

– Многие матери страдают послеродовой депрессией, детектив, – настороженно произнесла Энн. – Ничего необычного.

Расбах дипломатично кивнул.

– А зеркало в ванной? Не расскажете, что с ним случилось?

Энн вспыхнула и смущенно посмотрела на детектива.

– Это я сделала, – призналась она. – Когда мы вернулись и увидели, что Кора пропала, я ударила рукой по зеркалу, – она подняла забинтованную руку. Руку ей промыла, продезинфицировала и перевязала мать. – Я была расстроена.

Расбах снова кивнул, делая очередную запись.

Из того, что родители рассказали Расбаху раньше, выходило, что, помимо них, ребенка последний раз видели живым вчера около двух часов дня, когда Энн зашла за кофе в «Старбакс» на углу. Если верить Энн, девочка не спала, она улыбалась из своей коляски, сосала пальцы, и бариста помахала ей.

Расбах заходил в «Старбакс» ранним утром и говорил с той самой бариста, которая, к счастью, уже была на работе. Она вспомнила Энн и ребенка в коляске. Но, похоже, больше некому подтвердить, что ребенок был жив после двух часов в пятницу, в день исчезновения.

– Что вы делали вчера после того, как зашли в «Старбакс»? – спросил Расбах.

– Вернулась домой. Кора раскапризничалась – после обеда она всегда плачет, – я ходила и укачивала ее, – ответила Энн. – Пыталась ее уложить, но она никак не засыпала. Поэтому приходилось снова брать ее на руки и ходить по дому, по двору.

– Что потом?

– Потом вернулся Марко.

– Во сколько это было? – спросил Расбах.

Марко ответил:

– Около пяти. Я освободился пораньше, потому что была пятница и мы собирались в гости.

– А потом?

– Я забрал Кору у Энн и послал Энн наверх немного поспать, – Марко откинулся на спинку дивана, не переставая водить ладонями вверх и вниз по бедрам. Потом начал качать ногой. Он не мог сидеть спокойно.

– У вас есть дети, детектив? – спросила Энн.

– Нет.

– Тогда вы не знаете, как они иногда выматывают.

– Не знаю, – Расбах и сам изменил позу в кресле. Все они уже устали.

– Во сколько вы пошли к соседям? – спросил он.

– Часов в семь, – ответил Марко.

– И что вы делали между пятью и семью?

– Почему вы об этом спрашиваете? – резко произнесла Энн. – Разве это не пустая трата времени? Я думала, вы нам поможете!

– Мне нужно знать все, что произошло. Пожалуйста, расскажите так точно, как сможете, – ответил Расбах хладнокровно.

Марко положил руку жене на колено, как будто пытаясь успокоить ее. Он сказал:

– Пока Энн спала, я играл с Корой. Покормил ее хлопьями. Энн проснулась часов в шесть.

Энн глубоко вздохнула и произнесла:

– А потом мы спорили, идти или не идти на вечеринку.

Марко рядом с ней заметно напрягся.

– Почему вы спорили? – спросил Расбах, глядя Энн в глаза.

– Няня сказала, что не сможет прийти, – ответила Энн. – Если бы она пришла, ничего бы не было, – сказала она так, словно ей это впервые пришло в голову.

Это была новая информация. Расбах не знал, что должна была быть няня. Почему они сообщили об этом только сейчас?

– Почему вы раньше не сказали?

– А мы не сказали? – удивилась Энн.

– Кто эта няня? – спросил Расбах.

Марко ответил:

– Девушка по имени Катерина. Она наша постоянная няня. Старшеклассница. Живет в квартале отсюда.

– С ней разговаривали вы?

– Что? – переспросил Марко. Он, похоже, не слушал. Возможно, усталость берет свое, подумал Расбах.