Войны мафии - Лесли Уоллер Страница 12

– Кто у телефона? – требовательно спросил какой-то мужчина.

– Винс.

– Винс, это Ренцо Джанфло, из Монтока.

– Какой Ренцо? – Винс прекрасно понял, что говорит со своим шурином, старшим братом Леноры.

– Винни, прекрати паясничать. Чио Итало поручил мне раскопать что-нибудь насчет вертолета. Думаю, ты знаешь, о чем речь. Скажи Чио, что мы нашли обоих около Пеконик-Бей, пилота и снайпера.

Винс нахмурился.

– Нашли?..

– Было поздно, Винни. Кто-то добрался до них раньше.

– Что теперь?

– Теперь? Теперь никто никогда никому ничего не скажет. Двойное покушение, и никаких концов.

«Тройное», – подумал Винс, вешая трубку, если считать беднягу Пино.

* * *

Как и в большинстве развивающихся стран, круг предпринимателей Южной Кореи – это одновременно и ее правительство. Поэтому естественно, что в правление нового завода электронного оборудования входили все политики и бизнесмены, начиная с президента и кончая владельцами банков и брокерских домов, которые на этот момент не сидели в тюрьме.

Шан Лао, почетный гость, приветствовал собравшихся в своем обычном будничном стиле. Собственно, именно он обеспечил добрую половину присутствующих постами. Это был невысокий, изящный, педантично аккуратный мужчина с головой, немного крупноватой для хрупкого тела, с огромными глазами, жадно схватывающими абсолютно все, до мелочей.

Новый завод работал уже около года, выпуская телемикрофоны, видеомагнитофоны, компьютеры и другое сложное электронное оборудование без торговой марки. Но сегодняшняя эскапада – визит почти правительственной делегации – была первым признанием со стороны Южной Кореи, что она является источником сотен тысяч приборов высокой технологии, наводнивших западный рынок по демпинговым оптовым ценам.

До сих пор желающие могли сверху донизу изучить любой холодильник или телевизор и не найти ничего, что указывало бы на страну-изготовителя. Это позволяло многим хорошо известным фирмам Тайваня, Токио и Сингапура ставить свое товарное клеймо на приборы и на 66% повышать оптовую цену. Причем без всяких колебаний: качество товаров было очень высоким. Все, что производил Шан, проходило драконовский контроль.

В самом конце церемонии в украшенном статуями и прудами цветущем саду Шан и ведущие правительственные чиновники любовались марширующим под флагом пехотным батальоном. Но глаза присутствующих постоянно возвращались к Шану, отшельнику, сторонящемуся всякой известности, за которым скрывалась необъятная фиансовая и промышленная мощь. Едва заметная морщинка легла на его гладкий лоб, и стоявшие рядом на секунду подумали, что заметили его неудовольствие.

На самом деле Шан пытался понять, удалось ли его подчиненным подготовить его незаметное исчезновение с церемонии ровно через полтора часа. Его адъютантом был молодой китаец, которого патрон «купил» еще школьником и отправил учиться в колледж. Юношу звали Чой, обычной его оперативной зоной считался Нью-Йорк. Английский Чоя был безупречным – он учился в школе ирландских иезуитов, – а интеллект таким отточенным, что Шан использовал его только в самых сложных заданиях.

Сегодня был именно тот случай, когда точность во времени играла очень важную роль. Ровно в полдень Шан должен был присутствовать при введении в должность управляющего большим нефтеочистительным заводом в Джакарте, производящим пластмассы для противорадарных устройств американских бомбардировщиков.

Шан волевым усилием разгладил лоб. Для его подчиненных не справиться с поручением – немыслимо. В особенности для Чоя, такого не стоило даже предполагать. Флаг взметнулся последний раз, Шан повернулся к президенту и согнулся в низком, церемониальном поклоне, сложив ладони у груди. Когда через несколько секунд кто-то поискал магната глазами и не нашел, он уже исчез.

Он исчез с помощью Чоя, оставив почти осязаемую ауру распространявшейся вокруг него силы.

* * *

«Почему на свадьбах мафии звучит музыка мафии?» – спросила молодая девушка".

Никки записал эту фразу в свою тетрадь и задумался, потом продолжил:

«Имеет ли музыка принадлежность? А само существование? Дебюсси назвал сюиту „Море“. Чувствуем ли мы в ней привкус соли, движение волн, течения?..»

В спальне, отведенной ему Мисси Ричардс, горел только слабый ночник. Никки чувствовал себя привилегированной особой. Семейство Банни так мало знало о нем.

Он плыл под чужим флагом, таков был полученный им приказ. На Западе они с матерью носили имя старой служанки семьи – Рефлет. На Востоке его имя – Никки Шан, единственный сын Шан Лао.

«Способен ли Брехт, пишущий марксистские стихи, – написал он в тетради, – вознестись выше Вейля в марксистской мелодии?»

Для Никки Шана в жизни открыто не так много дорог. Отцу только предстояло пригласить его продолжить семейное дело. Напуганный ответственностью, Никки поискал для себя занятие, в котором не рисковал сразу обнаружить полную несостоятельность. Этим занятием стала для него журналистика. Итогом лета будет эссе «Письма отцу». Шан Лао не обладает родительским талантом, объяснила ему мать, Николь, но очень любит сына. Свидетельства этого были очень незначительны.

Отсюда заголовок: «Письма отцу».

Без стука дверь отворилась, и в комнату скользнула Банни, совершенно голая, но в босоножках на высоком каблуке. Она закрыла дверь и картинно изогнулась, выпятив грудь.

– Ко мне, жеребчик, – прошептала она.