Радио Судьбы - Дмитрий Сафонов Страница 12

Рывка никакого нет. Все происходит очень плавно, потому что парашют наполняется воздухом постепенно. Быстро, но все же постепенно, не мигом.

Мезенцев тоже рывка не почувствовал. Он просто вдруг понял, где верх, а где – низ. Все эти три секунды он летел, как... Трудно даже подыскать приличное сравнение. Просто вертелся, как беременная вошь на мокром члене. Все направления перемешались, понять, где право, где лево, где верх, а где – низ, было невозможно. И вдруг он понял, где верх, а где – низ. Бесконтрольное падение прекратилось.

Мезенцев посмотрел вверх и увидел купол, похожий на срез огромного мандарина, казалось, он состоял из множества упругих долек.

Он взялся за основные стропы, удобно устроился на нижних лямках, охватывающих ноги, и принялся смотреть во все стороны.

А вид и впрямь был захватывающим. Красота! Он медленно парил в застывшей тишине, крутя головой.

Мезейцев вспомнил, что инструктор говорил про поворот. Он поднял голову, увидел красные шнурки и такие же красные пластмассовые бобышки, ухватился за них и потянул правую, почувствовав, как парашют стал поворачиваться вправо. Здорово!

Страх исчез окончательно. Парашют казался ему куда более надежным, чем вертолет. Что может с ним случиться на парашюте?

Мезенцев попробовал отрепетировать момент приземления. Он крепко сжал колени и ступни и вытянул ноги. «Так, чтобы носочки были видны из-за ранца с запаской», – говорил ин структор. Дмитрий посмотрел на «запаску», из-под нее торчали серебристые кроссовки. Все нормально. Это никакой проблемы не составит.

Мезенцев увидел вдали клубы черного дыма, поднимающиеся над лесом. Не такие густые, чтобы можно было испугаться, но все же... В лесу не должно быть такого дыма. Хотя... Судя по виду, это горела свалка. Если ехать из Тарусы в Калугу, то километра через три-четыре по левую руку будет огромная свалка, на которой обязательно кто-то копошится. Кто-то из бомжей. Наверняка они что-то подожгли: специально или по неосторожности. Какую-нибудь старую покрышку от трактора.

Но дым был такой, словно горела не одна, а все десять покрышек от трактора. Или даже двадцать.

Дмитрий хотел рассмотреть повнимательнее, но земля была уже близко.

«Приземляйтесь против ветра» – еще одно наставление инструктора. «Сейчас ветер дует с запада – значит, вам надо развернуться спиной к солнцу». Дмитрий так и сделал. Подозрительный дым исчез из поля зрения.

Земля уже набегала. Вроде бы и медленно, но... Истинную скорость приближения оценить было трудно. Наконец, когда он стал отчетливо видеть каждую травинку, Мезенцев сжал ноги и вытянул их перед собой. Странно, но толчка о землю он тоже не почувствовал. Приземление оказалось очень мягким.

«Не пытайтесь устоять на ногах», – говорил инструктор. Он и не пытался. Сгруппировался и мягко упал. Перекатившись на спину, Дмитрий тут же вскочил и бросился к куполу. Он забежал за него и успел погасить еще до того, как парашютный шелк наполнился свежим ветром и превратился в парус. В конце концов, он же не в регате участвует, а прыгает с парашютом, только и всего.

– Обычное дело! – громко сказал Дмитрий.

Сердце его учащенно билось, и в ушах громко стучало, наверное, поэтому он и сказал эти два слова чересчур громко, почти прокричал. Но он этого не заметил.

– Обычное дело! – непонятно кому повторил Мезенцев и принялся наматывать стропы на руки.

Он намотал стропы и погасший купол на вытянутые руки и отправился к зданию аэроклуба, маленькому белому домику с диспетчерской башенкой, стоявшему на самом краю летного поля.

Он чувствовал себя молодым и легким. Непередаваемое ощущение: словно тебе снова восемнадцать лет и все можно начать заново. Все. Можно выбрать другой институт, затем – другую работу, а спустя несколько лет – и другую жену... Хотя...

Наверное, он повторил бы свои ошибки еще раз. Да, скорее всего. Потому что тогда он не думал, что ошибается. Все казалось таким правильным и прочным. Постоянным...

Но в какой-то момент... В какой? Когда все пошло наперекосяк? Когда он поступил в университет на факультет журналистики? Вряд ли. Факультет как факультет.

Или когда он после окончания университета попал на работу в ТАСС? В тот еще, тогдашний ТАСС, бывший на излете своего могущества? Да нет. Тоже местечко неплохое.

Может, когда познакомился с Натальей и она свела его с ума? Да, Наталья всех сводила с ума. Он был не первым и, как оказалось позже, не последним. Далеко не последним.

Нет. При чем здесь Наталья? Он ее любил. Искренне и нежно. На все сто процентов и даже больше. Нет, дело не в Наталье, а в нем самом.

Потом грянула перестройка, и вся страна оказалась в нехорошем темном месте, где никогда не светило солнце. Проще говоря, в заднице. Ну, не вся – за исключением небольшой кучки людей с ловкими и быстрыми руками. Раньше по этим рукам больно били, а в тот момент ударить оказалось некому.

Дмитрий тоже пытался крутиться, как мог. Ездил в Польшу, Турцию, привозил баулы шмоток и продавал их на вещевом рынке. В семье был стабильный достаток. Квартира, машина... Не хватало только семи фарфоровых слоников в серванте. Правда, Наталья всегда морщила носик и стеснялась знакомить его с новыми друзьями и подругами. «Люди дела», – так она их называла. А на поверку «люди дела» оказывались теми же самыми – с ловкими и быстрыми руками. Просто руки у них были чуть покороче.

Наталья ставила их Дмитрию в пример. И ее не смущало, что одного из этих друзей потом убили в подъезде. Даже не застрелили, что было бы еще не так пошло – просто грохнули по тыкве молотком, как бычка на мясокомбинате. Достойная смерть для «человека дела».

Второго грабили два раза в год, с завидной регулярностью и постоянством. Третий связался с откровенными бандитами и был вынужден продать все, что имел: особняк в коттеджном поселке, московскую квартиру и «мерседес», и все равно этого не хватило, чтобы рассчитаться с долгами. Он сбежал в Израиль, прихватив с собой всю семью, и теперь честно трудится в каком-то кибуце, собирая помидоры и апельсины, а жена перешивает на машинке старые вещи. Вот вам и «люди дела».

А Дмитрий, хоть и не хватал звезд с неба, но, по крайней мере, оставался цел. Его не грабили и пока не пытались убить. За что? Кому он нужен? Никому, но так ли это плохо? Он был... Надежным. Стабильным. С ним Наталья чувствовала себя как за каменной стеной. Ну или должна была чувствовать.

Вот только ей казалось, что стена эта недостаточно высокая, недостаточно красная и без зубцов. Она всегда считала, что достойна большего, чем быть женой продавца с вещевого рынка.

Конечно, такая работа не способствовала интеллектуальному развитию. Но ведь Мезенцев всегда был мужиком не глупым. Натальины друзья и подруги ходили на самые громкие театральные премьеры, восхищались Пелевиным и Сорокиным, но... При этом они всегда оставались теми, кем и были на самом деле. Они все так же продолжали говорить «ихний» и «звонит» (с ударением на «о»), носить массивные серьги, колготки с люрексом, красные галстуки и борсетки. Вроде бы у них были все видимые атрибуты благополучия, но выглядело это так же нелепо, как если обыкновенную дворнягу нарядить в вечернее платье от Диора.