Эра беззакония - Вячеслав Энсон Страница 11

Зашипел престарелый видак и после перемотки, полос и мельканий пошел сюжет.

На экране всклоченный журналист рассказывает что-то на фоне машины «скорой помощи». Звук — ни к черту. Пронесли в «попоне» то ли больного, то ли труп, положили на носилки. Накрыли простыней. Значит, труп. Погрузили в машину.

Камера уже в помещении. Пустой коридор. Комната. Кровать…

«Ба-а!.. — вгляделся Калмычков. — Да это же кровать с Достоевского, четыре, квартира пятнадцать! Ее трудно не узнать. А вот и Егоров… Интервью дает, сучара!.. Да с удовольствием! «Перед моим приходом снимали. В квартире пусто…» Вот и бабуля, Клавдия Захаровна, попиарилась».

Калмычков собрался выматериться по поводу увиденого, но не успел. Кадр сменился, экран заполнил собой мужчина средних лет, вполне приличного вида, выбритый и причесанный. Свежий, как после бани. Одет в футболку, нижняя часть туловища в кадр не попала.

Он дважды протянул руку к камере, поправляя объектив и выбирая ракурс. Настройки его, наконец, удовлетворили, руки покинули кадр, и стало видно, что сидит он на той самой кровати.

Мужчина приосанился, внимательно посмотрел в объектив, и даже слегка подмигнул. Потом из-за границы кадра появился пистолет… «Не «ТТ» и не «Макаров», — отметил про себя Калмычков. — Хотя на «Макарова» смахивает».

Человек в кадре приставил пистолет к виску, и по виду сбоку Калмычков понял — газовый «Иж», такие часто переделывают.

Видимо, точного плана мужчина не имел.

Висок чем-то не устроил его, и он попробовал вставить ствол в рот. Но тут же вытащил и начал плеваться. «Невкусно?..» Он вытер обслюнявленный ствол рукавом и приставил его к груди. Немного замешкался, задержал дыхание и с усилием нажал спусковой крючок. Ничего не произошло.

Мужчина чертыхнулся, виновато взглянул в камеру и по клацанию за кадром Калмычков понял — дослал патрон. Потом сразу — выстрел. Тело дернулось навзничь, рука с пистолетом — в сторону. Хрип, несколько конвульсий и все.

Снова пошли кадры у машины «скорой помощи». Монолог репортера. Но запись на этом оборвалась. Видимо, человека, приславшего генералу кассету, комментарии не интересовали.

Калмычков с Перельманом переглянулись. Перемотали пленку и еще раз внимательно просмотрели.

— Пистолет газовый, переделка. Момент выстрела — за кадром… — начал отрабатывать Калмычков.

— Николай Иванович, это не наши дела: «газовый — не газовый». Следствие разберется. Почему в эфир вышло? Да еще на первом канале! Вас для чего посылали? — спросил Перельман.

— Товарищ полковник, я прибыл туда через четыре часа после происшествия. Застал пустую квартиру, — ответил Калмычков.

— А мне что прикажете? Генералу пенять, что поздно позвонил? — не унимался Перельман.

— Фактически все это за рамками моих должностных обязанностей.

— Я вас самих за рамки выведу! Берите кассету, и завтра… Нет, завтра меня не будет. Послезавтра, к семнадцати ноль-ноль, чтобы все стало ясно. Кто, где, когда! Понятно?

— Понятно… — ответил Калмычков.

Выйдя от Перельмана, он много чего связал в один узел. Даже мучившее в «тот» вечер ощущение прокола, казалось бы, нашло новое объяснение.

Вернувшись в кабинет, сгреб в ящик стола бесполезные бумаги. В голове — пустота, на душе — плесень. «Понятно», — сказанное им в ответ на Перельмановский приказ, совсем не означало, что он бросится его исполнять. Копаться в дерьме внутренних расследований — совсем не работа подполковника Калмычкова. Он сыскарь. В прошлом. А сейчас — организатор оперативно-розыскной работы.

Статистика и манипуляции с ней — последнее звено в цепи мероприятий, проводимых отделом и Управлением ГУВД, в котором он служит. А еще есть контроль низовых подразделений криминальной милиции, и анализ, и методическая помощь в освоении новых приемов и средств. Организация взаимодействия с другими службами. Много чего полезного делает их Управление. Только не разгребает дерьмо! Для этой работы существует Управление собственной безопасности.

Калмычков имел и более веские причины не выполнять приказ Перельмана. Он перебирал их одну за другой, пока не понял, что конструктива в накручивании себя абсолютно нет. Наоборот! Надо отвлечься, расслабиться. Прочистить мозги, а потом уж принимать решение. Правильное решение. Потому что при наихудшем раскладе, придется уходить из органов. Не все так просто.

Настенные часы прохрипели неведомую китайскую мелодию, соответствующую восемнадцати ноль-ноль. Рабочий день закончился.

На крышах соседних зданий бликовало предзакатное солнышко, посылало зайчиков в окно его кабинета, словно приглашало успеть под последние теплые лучи. «Почему бы и нет? — согласился он. — Прогуляюсь, подумаю. Разложу по полочкам». Накинул плащ и вышел из кабинета.

Поехал к Неве. В места для туристов, куда не заглядывал годами. Припарковался на набережной против Исаакия. Постоял у парапета, разглядывая речные трамвайчики. От реки потягивал упругий ветерок, и он перебрался в парк, где бродить между собором и Адмиралтейством оказалось намного комфортнее.

Листья кое-где еще держались на ветвях, но земля уже укрылась красно-желтым ковром. «Лет двадцать не бродил по осенним листьям», — подумал Калмычков. Присел на скамью, закурил.

Дневные обиды схлынули окончательно, но их место не заняло умиротворение. Вместо него накатила приторная тоска. Стало жалко себя и других — не конкретных знакомых, а людей — всех подряд. И собак. И ворон… «Чушь полнейшая…»

Хотел вырваться из объятий хандры. «Разбабился!..» Но вдруг понял, что гулять по листьям или не гулять зависело только от него. Никто не запрещал, хотя никто и не приказывал. Почему же он не гулял? Не хотел? Он мог бы делать массу приятных вещей. Интересных! Красивых…

А он копался в дерьме. Вылез с трудом на чистую работу, а сегодня Перельман вновь попытался загнать его в ту же вонючую субстанцию!

«Я мог стать кем угодно. Жека и тот — бизнесмен! А я всю жизнь выслуживаюсь перед Перельманами». Его пугали непривычные мысли. Пытался отогнать их, но как из прохудившегося мешка на него сыпались не задававшиеся раньше вопросы. «Правда, что ли, кризис среднего возраста?..» Такого с ним не случалось. Хлюпиков не любил, в психопатах не числился и старался в любой ситуации думать, а не рефлексировать. «Что-то в последние дни неправильно складывается. Где-то я прокололся». Подумал — и тут же всколыхнулось забытое в суматохе ощущение.

«Ерунда! И с Перельманом, и с генералом его. Если надо, уволюсь! Расклад у меня хороший. Связи там и сям, людей знаю, тему чувствую. Смогу: бабок — лопатами, и дела всякие двигать. Я еще молодой, и бизнес в самом начале. Прорвемся!» Он даже промурлыкал под нос: «Хо-ро-шо! Все будет хо-ро-шо! Все будет хорошо — я это зна-а-а-ю…»

«Хрен вам, а не Калмычкова!..» — перефразировал реплику Жеглова из любимого кино.

Хорошо, правда, не стало. Но захотелось пропустить стаканчик для борьбы с дискомфортом. «Для восстановления баланса…»