Медуза - Майкл Дибдин Страница 11

– А теперь – внимание! – сказал Антон на своем подчеркнуто правильном итальянском. – Здесь – передняя часть воронки.

Оранжевый луч фонаря, опустившись, стал маниакально метаться из стороны в сторону, со скоростью мелькавших мультипликационных кадров выхватывая из темноты причудливые образы, а потом вдруг по какой-то неведомой причине потускнел. Тьма впереди, всего в нескольких метрах, казалось, ничем не отличалась от той, что окружала их в лабиринте туннелей с первого момента, она не была более густой, но маленькое игривое божество отсюда, из этой глубины, почему-то не могло ее рассеять.

– Руди хотел спуститься и посмотреть, что там, внизу, поэтому мы закрепили здесь восьмимиллиметровый самоввинчивающийся болт для страховочной веревки. – Антон направил фонарь на стену, в ней блеснуло металлическое кольцо. – Второй мы зафиксировали вон там. – Фонарь мимолетно осветил естественный скальный уступ. – Планируя экспедицию, мы в основном рассчитывали на горизонтальную проходку, тем не менее прихватили около пятидесяти метров нейлоновой веревки, крепления и минимум другого необходимого оборудования – на всякий случай. Чего у нас с собой не было, так это промежуточных блоков для веревки, поскольку мы полагали, что, если придется преодолевать спуски, это будут гладкие склоны, и мы обойдемся свободно свисающей веревкой. Но как только Руди перевалился через край пролома, он тут же наткнулся на острый выступ. Закрепить на нем веревку было невозможно, поэтому он пополз дальше. Для единичного спуска и подъема это не слишком опасно, но второму человеку проделывать тот же путь уже рискованно.

Его голос вибрировал в замкнутом пространстве, отражаясь от стен, и, как в воронку, затягивался в пропасть, разверстую у них под ногами.

– Руди спустился на всю длину веревки и кричал оттуда что-то, чего мы не могли разобрать. Мы тоже кричали, так как, знаете ли, были взволнованы и чувствовали себя глуповато из-за того, что заблудились. Затем мы увидели несколько вспышек – Руди что-то фотографировал, а потом начал карабкаться наверх. Мы его вытащили, и он рассказал, что там, внизу, лежит тело.

Антон смущенно развел руками. «Я там был, я это сделал!» – таков был девиз Антона и его товарищей по клубу спелеологов Инсбрукского университета. Они покорили, разумеется, и Штеллервег и Каниншенхёле, а еще Траве и Пьедра де Сан-Мартин – две самые протяженные и глубокие системы пещер Северной Испании, не говоря уж о многочисленных пещерах Словении, Мексики, Норвегии и даже Ямайки. И вот, решив в выходные исследовать всего лишь сеть туннелей военного назначения, оставшуюся со времен Первой мировой войны, заблудились в каких-то рукотворных шахтах, к тому же на территории, некогда принадлежавшей их собственной стране! Позор, унижение и… да, отчасти и страх овладели ими еще до того, как они нашли тело.

– Дайте-ка мне взглянуть, – сказал Дзен.

– Хорошо, только, пожалуйста, подползайте к краю на четвереньках, а потом, когда я тоже подползу, ложитесь на живот. Одежду вы, конечно, испачкаете, но здесь совершенно сухо, так что грязь потом можно будет просто стряхнуть. Упаси нас Бог от еще одного несчастного случая!

Дзену показалось, что последние два слова были словно взяты в невидимые кавычки, но он не стал это комментировать. Мужчины двинулись вперед предписанным способом и подползли к краю шахты. Антон, перегнувшись, посветил вниз, но там можно было разглядеть разве что отдельные стесавшиеся ступени некогда существовавшей лестницы. Где-то далеко, на дне, – глубину Дзен не мог определить даже приблизительно – едва просматривалось нагромождение камней.

– Это естественное образование? – спросил он.

– Нет-нет. Доломитовые горы получили свое название от породы, из которой они состоят. Это кристаллическая разновидность известняка, практически не подверженная эрозии, даже под воздействием кислотных растворов. Поэтому здесь нет никаких размывов; вот севернее, где известняк мягче, картина другая. Этот провал – дело человеческих рук. Сейчас мы находимся в одном из австрийских туннелей. Итальянцы заминировали его в 1917 году. Свыше тридцати тысяч килограммов взрывчатки – и вот результат.

Он посветил фонарем на ближнюю стенку пропасти.

– Вон там, метрах в двух внизу, вы можете видеть нависающий выступ, – продолжал Антон в несколько педантичной манере. – Именно из-за него мы не могли отсюда увидеть тело. Но когда Руди достиг конца веревки, он включил фонарь, чтобы посмотреть, сколько еще осталось до дна и куда ему предстоит приземлиться, и тут…

– И тут он увидел труп.

– Да. Следовало, разумеется, как можно скорей сообщить властям о находке, но мы ведь сами не знали, в каком месте лабиринта находимся, поэтому Руди сделал несколько снимков, и мы отправились обратно, полагаясь на примерные ориентиры. После двух часов блужданий мы нашли другой выход, не тот, через который вошли. Оттуда я позвонил в участок по мобильному, и мы остались ждать прибытия карабинеров. Ждали, надо сказать, довольно долго.

Он отполз назад приблизительно на метр и только после этого встал.

– Думаю, это все, что я мог вам показать. Выходим?

– А мы-то не заблудимся?

– Нет. Поскольку я возвращался сюда с полицией, дорогу теперь знаю хорошо.

Очутившись снова в своей стихии, фонарь опять стал их провожатым и спасителем, освещая острые края и трещины, которые следовало обходить, низко нависшие скальные уступы в грубо прорубленном потолке туннеля, подземные казармы и склады, а также всевозможные перекрестки и крутые лестничные марши, которые после долгого пути вывели их наконец наружу, в холодные тусклые сумерки.

Они вышли на широкую просеку, когда-то служившую для подвоза грузов ко входу в туннель, который был высечен в утесе, нависшем над долиной на высоте в тысячу метров. Дзен с облегчением снял с себя «дополнительный череп» – шлем, который пришлось надеть по настоянию Антона. Под землей ему приходилось следовать за Антоном, звук их шагов, эхом отражавшийся от скал, и постоянная необходимость внимательно смотреть вокруг, делали молчание естественным и обязательным. Теперь же, когда они шли рядом и единственным звуком было завывание непредсказуемого порывистого ветра, пригоршнями бросавшего в лицо мокрую снежную крупу, молчание угнетало. Невидимое за тучами солнце уже село.

– Дело квалифицируется как несчастный случай? – после долгой паузы спросил Антон.

– Видимо.

– А кем он был? Что с ним случилось? И когда?

– Это пока еще неясно.

Они шагали по каменистой дороге вдоль колеи, выбитой еще лет сто назад металлическими колесами повозок и пушечных лафетов.

– Странно, – заметил Антон. – Мы, конечно, подумали, когда нашли тело: какой-то человек, который пытался сделать то же самое, что мы, только один и плохо экипированный. Но на краю провала нигде не было никакой веревки. Так же как, судя по всему, и на дне. Даже если она перетерлась и оборвалась в том месте, где находится выступ, верхний ее конец должен был остаться наверху, в креплении, а нижний – на теле. Если, конечно, этот человек не был спелеологом-экстремалом и не пытался спуститься безо всякой страховки. Но он не был одет соответствующим образом для хождения по горам, а тем более для обследования туннелей, где, как вы знаете, холодно. Судя по фотографиям, на нем вообще не было обуви.