Гребаная история - Бернар Миньер Страница 10

Он засмеялся. Я тоже. Вот так все и началось.

* * *

– У тебя есть какие-нибудь новости о Наоми? – спросил Чарли, сидя в моей машине.

Я отрицательно мотнул головой.

– У меня тоже нет.

Спускаясь по Мейн-стрит, которая едва проснулась, мы оба хранили молчание. Приблизившись к порту, я свернул на Первую улицу, чтобы въехать на парковку у причала.

* * *

Каждое утро обитатели острова совершают один и тот же ритуал. Мы занимаем очередь на паром. Задолго до того, как на входе в залив покажется приземистый силуэт морского парома. Он может вместить только сорок машин, и никто не хочет ждать следующего. Те, кто живет рядом, даже оставляют ключи в зажигании и бегут домой, чтобы позавтракать.

Ее здесь не было…

Заезжая на парковку, я одновременно с этим машинально отмечал детали. Что-то было обычным, а что-то – нет.

1. Из школьного автобуса выходят ученики с сумками через плечо и, громко болтая, направляются к пешеходному мостику – как и каждое утро.

2. Отец Малкольма Бэрринджера в желтом жилете. Этот пьяница готовится заступить на свой пост регулировщика – как и каждое утро.

3. Какой-то высокий седой тип, одетый в черное, кидает монетку в газетный автомат перед баром «Чистая вода, мороженое, рыба» («Звоните и делайте заказ в нашем баре, 425-347-9823»), а затем возвращается к своей шестиместной «Краун Виктории» цвета «серый металлик» с «Сиэтл таймс» и «Айленд саундер» в руке. Он не местный, но я вижу его здесь и в это время по меньшей мере уже третий раз за текущую неделю.

4. Наоми на парковке нет

* * *

А вот Кайла и Джонни уже были на месте, в старом пикапе «Дж-эм-си», поеденном ржавчиной. Освещенный со всех сторон паром уже извергал поток мертвенно-белых фар машин, прибывших с континента, а три очереди машин ждут своей очереди, чтобы занять их место. Большинство хозяев выходили на улицу, чтобы сгонять выпить кофе, но сейчас садились за руль со стаканчиком в руке и заводили моторы. Туман не рассеялся, темнота только начала бледнеть, так что контуры холмов вокруг залива и склоны, покрытые елями, едва угадывались.

Где же Наоми?

Я устроил себе мозговой штурм. Когда-то она тайком встречалась с Нэтом Хардингом, своим преподом по драматическому искусству. Сорокалетний тип, всегда одетый с иголочки. Ходили слухи, что он приударял за всеми симпатичными телочками, посещавшими его занятия. А может, она спит с каким-нибудь женатиком? Может, это Мэтт Брукс? Рыболов, выскочка, бегун и скандалист. Все жители острова в курсе, что он спит с женой аптекаря, которая вызывает его, когда сама работает в аптеке, и у которой куда больше дипломов, чем у мужа.

Или, что еще хуже, Наоми связалась с этим засранцем Шейном. Перед моим внутренним взором предстала невыносимая картина. Наоми целуется с Шейном… прижимается к нему… занимается с ним любовью… Прошлым летом Шейн подошел к Наоми поболтать, когда мы тусовались на пляже. Он был в одних плавках. Уже тогда у него было тело взрослого мужчины. Подкачанный пресс, спина, бедра… Рядом с ним я особенно остро ощутил свою худобу. Они шутили и смеялись, слегка касаясь друг друга, пальцы их ног съеживались из-за обжигающего песка. От ревности я едва не совершил глупость, хотя это было бы чистой воды самоубийство… Картинки сменялись, как слайды. Буквально на секунду я ощутил странное удовольствие от страдания, которое они мне причиняли.

Когда машины перед нами уже тронулись с места, я схватил мобильник, чтобы позвонить Джонни.

– Какого черта ты делаешь? – поинтересовался Чарли.

Мы уже поднимались на борт, направляемые работниками в желтых жилетах, когда мне ответили. Это была Кайла.

– Генри?

Всякий раз, когда она обращалась ко мне, в ее чуть хрипловатом чувственном голосе звучала мягкость, словно подразумевающая приглашение. И я отчетливо помню ту ночь, когда в темном лесу, пьяная в хлам, она приклеила губы к моему рту и с силой засунула туда язык, а ведь Наоми и Джонни были всего в нескольких метрах. Кайла была красоткой. Красивее многих, в том числе и самой Наоми. Ни один парень на острове, кроме меня, не смог бы остаться безучастным к ее рыжей шевелюре и темным бровям вразлет над огромными зелеными глазами. Я уж не говорю про идеальные пропорции ее гибкого тела с тонкой талией и роскошной грудью. В этом плане она оставила далеко позади всех остальных девчонок.

– Не знаешь, где Наоми? – спросил я.

Несмотря на все усилия, в моем голосе проскользнула тревога.

– Нет, я думала, об этом знаешь ты…

– Она… тебе звонила?

Молчание.

– Нет.

– Кайла, она тебе что-нибудь говорила… о нас?

Тишина.

– Генри… мне очень жаль… она просила тебе не рассказывать.

– Черт, Кайла!

– Она взяла с меня слово…

– У нее свидание, да?

– Генри…

– Поэтому ее и нет?

– Генри, прошу тебя.

– У нее… у нее есть кто-то другой?

– Я об этом ничего не знаю.

– Кайла, ну в самом-то деле!

– Слушай. Я пообещала…

– У нее есть кто-то другой?

– Генри, я…

– Просто скажи мне это, Кайла.

– Не знаю… – После некоторого колебания она продолжила: – Все, что мне известно, – она хотела с тобой порвать… вот.

Внезапно мне показалось, что вся моя вселенная разлетелась вдребезги. Я остался сидеть в полной прострации, положив руки на руль. Чарли же был снаружи, на палубе. Я смотрел сквозь ветровое стекло на машины, скопившиеся в продуваемых ветром проходах парома, но видел перед собой только Наоми.

* * *

В первый раз мы сделали это летом 2011-го. Второе самое жаркое лето за всю историю Соединенных Штатов и самое жаркое за семьдесят пять лет. В сорока шести из сорока восьми штатов температура августа была гораздо выше средней. Единственные исключения – Орегон и штат Вашингтон. Наоми никогда не была такой красивой, как тем летом. Она много плавала, ходила под парусом со стороны Кресент-Харбор, и физические упражнения сделали ее фигурку крепкой и точеной, а солнечные лучи позолотили кожу, и так загорелую от природы. В то лето Джонни и Кайла тоже начали встречаться, и у них кипели страсти. Эти двое никогда не упускали возможности уединиться. Чарли же каждый день помогал родителям в магазине «Кен & Гриль».

Таким образом, мы часто оставались одни – Наоми и я – в течение долгих июля и августа, хотя у обоих была летняя работа на неполный день. Нам частенько приходилось поздно возвращаться. Ее мать, как и обе мои, не особенно докапывались, поскольку часть дня мы работали, и вообще это было лето. Во время каникул дул ветер свободы, и этим настроением заражались даже родители. Климат ненадолго смягчался, над волнами разносились песни, хмельные вечера затягивались, а в окружающем мире наблюдалось легкое затишье.