1974: Сезон в аду - Дэвид Пис Страница 10

Благополучно. Черт.

Мистер и миссис Ридьярд молчали.

— И я знаю, как вы себя чувствовали…

— Чувствовали? — переспросила миссис Ридьярд.

— Чувствуете…

— Простите, но вы понятия не имеете, как мы себя чувствуем. — Миссис Ридьярд качала головой, ее губы еще шевелились после того, как слова слетели с них, слезы катились градом.

Мистер Ридьярд посмотрел на меня смущенным, извиняющимся взглядом.

— У нас до этого случая дело шло на поправку, правда ведь?

Ему никто не ответил. Я посмотрел в окно через дорогу на новые дома; в них еще горел свет, несмотря на то что время шло к обеду.

— Она сейчас уже пришла бы из школы, — тихо произнесла миссис Ридьярд, втирая слезы в юбку.

Я встал.

— Простите, — сказал мистер Ридьярд, провожая меня до двери. — У нас все шло на поправку. Правда. Просто этот случай в Морли нас совсем выбил из колеи.

В дверях я обернулся:

— Я прошу прощения, но, судя по прессе и по моим собственным наблюдениям, полиция, похоже, так ни до чего толком не смогла докопаться. Как вы считаете, может быть, они должны были предпринять что-то еще, но не предприняли?

— Что-то еще? — сказал мистер Ридьярд, почти улыбаясь.

— Ну, может быть, проверить еще какую-нибудь версию, которая…

— Они просидели в нашем доме две недели, Джордж Олдман и вся его компания. Они пользовались телефоном…

— И ничего…

— Какой-то белый микроавтобус — это все, о чем они говорили, черт их побери.

— Белый микроавтобус?

— Да, мол, если они найдут его, то смогут найти и Сьюзан.

— А счет они так и не оплатили. — Миссис Ридьярд с покрасневшим лицом стояла в дальнем конце коридора. — У нас чуть телефон не отключили.

Мне было видно, что с площадки второго этажа выглядывают их дети, свесив головы через перила.

— Спасибо, — сказал я, пожимая руку мистера Ридьярда.

— Спасибо, мистер Данфорд.

Я сел в «виву», думая: господи, мать твою, Иисусе.

— Счастливого Рождества, — крикнула миссис Ридьярд.

Я наклонился к блокноту и нацарапал всего два слова: белый микроавтобус. Я помахал мистеру Ридьярду, одиноко стоявшему на пороге, с трудом сдерживая проклятия.

В голове было только одно: позвонить Кэтрин.

— Это был просто кошмар. — Я снова стоял в ярко-красной телефонной будке, бросая очередную монету, прыгая с ноги на ногу, отмораживая яйца. — Ну так вот, потом он сказал, что типа был какой-то белый микроавтобус, но я что-то не помню, чтобы в газетах об этом упоминалось, а ты?

Кэтрин листала свои записи на другом конце провода, соглашаясь.

— Этого не было ни в одном объявлении.

— Нет, я тоже такого не помню, — сказала Кэтрин. В трубку мне был слышен шум редакции. Мне казалось, что я слишком далеко. Я хотел туда, к ним.

— Звонил кто-нибудь? — спросил я, жонглируя трубкой, блокнотом, ручкой и сигаретой.

— Двое. Барри и…

— Барри? Что хотел? Он сейчас там?

— Нет, нет. И сержант Крейвен.

— Какой сержант?

— Крейвен.

— Черт, понятия не имею. Крейвен? Сообщение оставил?

— Нет, но сказал, что по срочному делу. — Кэтрин казалась рассерженной.

— Если бы по срочному, то я бы знал, кто он такой, мать его. Будет звонить, попроси, чтобы оставил сообщение, ладно? — Я уронил сигарету в лужу на полу телефонной будки.

— Ты сейчас куда?

— В паб, куда же еще. Немного местного колорита. Потом сразу обратно. Пока.

Я повесил трубку, чувствуя себя так, как будто меня послали далеко и надолго.

Она смотрела на меня через весь «Охотничий бар».

Я замер, потом взял пивную кружку и пошел к ней, притягиваемый ее глазами, глядящими от туалетов, со стены над сигаретным автоматом, из-за дальнего конца барной стойки.

Сьюзан Луиз Ридьярд улыбалась во весь рот со школьной фотографии, но глаза ее щурились из-за слишком длинной челки, отчего она казалась смущенной и печальной, как будто знала, что случится.

Вверху красными чернилами, крупным шрифтом: РАЗЫСКИВАЕТСЯ.

Внизу: биография и описание ее последнего дня — очень кратко.

Наконец, просьба обращаться с любой информацией и три телефонных номера.

— Еще одну?

Меня качнуло. Я увидел, что кружка моя пуста.

— Да. Только одну.

— Вы репортер, да? — спросил бармен, наливая мне пинту.

— А что, заметно?

— Да у нас тут вашего брата полным-полно перебывало.

Я дал ему тридцать шесть пенсов без сдачи.

— Спасибо.

— Где работаете?

— В «Пост».

— Что-нибудь новое появилось?

— Да нет, просто пытаемся поддерживать внимание общественности к этому случаю. Нельзя, чтобы люди забывали.

— Это похвально.

— Я только что ходил к мистеру и миссис Ридьярд, — сказал я по-дружески.

— Ясно. Дерек заходит время от времени. Говорят, ей вряд ли уже повезет.

— Да уж, — кивнул я. — У полиции вроде маловато было данных для следствия.

— Многие из них приходили сюда ужинать, пока тут все это крутилось. — Бармен, который, похоже, был хозяином заведения, повернулся к посетителю.

Я пошел с единственной имевшейся у меня карты:

— Правда, был разговор про какой-то микроавтобус. Белый микроавтобус.

Бармен медленно задвинул поддон пивного крана и нахмурился.

— Белый микроавтобус?

— Да. Полицейские сказали Ридьярдам, что ищут белый микроавтобус.

— Я ничего такого не помню, — сказал он, наливая очередную пинту. Была суббота, обеденное время, и народу в пабе прибавлялось. Он пробил чек и сказал:

— Я так понял, все грешили на цыган.

— На цыган, — пробормотал я, думая: ну вот, так я и знал.

— Ага. Они тут ошивались в наших местах за неделю до случая, праздновали чего-то. Может, у кого-то из них и был белый микроавтобус.

— Может быть.

— Еще одну?

Я повернулся к плакату и к глазам, которые знали.

— Да нет, хватит.

— А вы-то сами что думаете?

Я не обернулся. У меня в груди и в животе все болело, и от пива стало еще хуже. Надо было что-то съесть.