Тайна Jardin des Plantes - Николя Д'Этьен Д'Орв Страница 10

Сильвен почти час провел в розарии. Буйно цветущие розовые кусты, окружавшие корпус минералогии, в темноте казались единым телом громадного дракона, который уснул, обвившись вокруг здания. На некотором расстоянии от него обсаженная розовыми кустами аллея превращалась в туннель — ветви переплетались над ней, образуя благоухающий свод. Цветочный аромат, еще усилившийся с наступлением ночи, щекотал ноздри и гортань молодого профессора. Сильвен лег на скамейку и закрыл глаза; понемногу его начала убаюкивать симфония запахов и звуков. Несмотря на отдаленный шум автомобилей на улице Бюффона, вой полицейской сирены, доносившийся со стороны гобеленовой мануфактуры, и отзвуки грохочущих товарных поездов, слышавшиеся со стороны Аустерлицкого вокзала, у Сильвена было ощущение, что он выпал из времени.

Сколько часов он провел здесь, на этой самой скамейке, с Габриэллой? Целыми ночами, при полной луне, двое детей лежали на скамейке под розовыми кустами, словно двое спасшихся после кораблекрушения, которых выбросило на необитаемый остров.

Ощущая спиной шероховатую деревянную поверхность с облупившейся краской, Сильвен улыбнулся старым воспоминаниям. Он вспомнил и ритуал «романтической встречи», который предшествовал каждой игре.

Он был неизменным: с наступлением весны Сильвен и Габриэлла каждый вечер встречались в беседке, стоявшей на небольшом возвышении, над аллеями цветочного лабиринта. Она располагалась в западной части сада, той, что была ближе к главной парижской мечети. Изначально здесь была мусорная свалка, но потом художники полюбили приходить на холм и рисовать вид сверху — лабиринт окруженных цветами и кустарниками дорожек, изогнутый в виде улитки. И в 1792 году на вершине холма была воздвигнута небольшая беседка из стали и бронзы — первое сооружение такого рода во всем мире!

В этой похожей на колоколенку беседке, возвышавшейся над Ботаническим садом, словно сторожевая башня, дети встречались, как только их родители засыпали. По правилам Габриэлла приходила на место первой. Игра начиналась.

Сильвен вспоминал реплики почти дословно.

— Я — прекрасная дама, о которой ты всегда мечтал! — торжественно произносила девочка. — Ты — странствующий рыцарь, которому суждено меня освободить!

Прижавшись спиной к одному из столбиков беседки, словно бы прикованная к нему, Габриэлла старалась напустить на себя суровый и зловещий вид, подобающий ее пророчествам, — и даже голос ее преображался, становился глухим и гулким, когда она говорила:

— Но будь осторожен, Сильвен: это место — вовсе не стальная беседка, а видимая часть страшного монстра, который спит под землей вот уже много веков!..

Глаза Габриэллы возбужденно блестели.

— Трава проросла сквозь его плоть… Деревья пустили корни в его тело… И если ты будешь слишком сильно шуметь, этот дракон проснется и проглотит нас обоих!.. Потому что эта беседка — его пасть!..

И, неожиданно улыбнувшись, она лукаво добавляла:

— Если бы ты знал, сколько влюбленных пар он уже проглотил!..

Габриэлла была его подругой, его компаньонкой по играм. Несмотря на то что на самом деле она была внучкой Любена, главного смотрителя зоопарка, двое детей росли как родные брат и сестра. Они вместе учились, вместе проводили свободное время после школы, вместе отдыхали на каникулах. У них даже была общая спальня (по крайней мере, поначалу) — мансарда под самой крышей в одном из музейных корпусов. Жервеза поощряла их дружбу: она была довольна, что у ее сына есть как бы сводная сестра.

Но вот «влюбленными» они не были, о нет! От этого Сильвен себя оберегал. С самого раннего детства все связанное с этим чувством повергало его в глубокое смущение. Такое же смущение он испытывал в присутствии матери, когда они смотрели по телевизору фильм и герои его — влюбленная пара — вдруг начинали целоваться взасос. При виде этого Сильвен, избегая смотреть на мать, выходил из комнаты, поскольку на экране было нечто такое, «о чем не говорят вслух».

При этом новом воспоминании Сильвен рассмеялся. Его смех разнесся под сводом из переплетенных веток, но, впрочем, почти сразу оборвался, словно увял, как опавший лепесток розы, в этот момент коснувшийся его щеки — нежно, как детская ладошка.