Квинканкс. Том 2 - Чарльз Паллисер Страница 10

Как дальше тянулось время, не хочу вспоминать; прошла, наверное, неделя. Наконец Мартин вернулся. Он рассказал, что вмешались Отец и Брат Питера и старый мистер Клоудир воспользовался своей властью как опекуна душевнобольного, чтобы назначить Питеру адвоката, и назначил некого иного, как мистера Дэниела Клоудира! Этот джентльмен тут же запретил всем — в том числе и Мартину — общаться с Питером. Мартин сказал, что и он сам, и все остальные свидетели повторили Большому Жюри показания, данные прежде, только мистер Эскрит, под давлением Дэниела Клоудира, был вынужден признать, что мы с Питером уехали из-за того, что они с Папой жестоко повздорили. Мистер Дэниел Клоудир упорно добивался этого признания, так как строил защиту на том, что Питер душевнобольной, и делал упор на его странном поведении в тот вечер, однако Мартин был очень зол и повторял, что, если бы не всплыла на поверхность ссора, у Питера были бы неплохие шансы. Теперь обернулось против него. Сам заключенный не имел, конечно, права давать показания, но Судья задал ему несколько вопросов. Питер не переставал повторять, что не желает, чтобы его интересы представлял Брат, что Отец, назначив его, злоупотребил своими полномочиями, что Отец и Брат хотят его смерти на виселице, так как ему известно об их противозаконных поступках. Это произвело очень неблагоприятное впечатление на Жюри. И когда Судья предложил ему объяснить, почему он поссорился с Тестем, Питер рассказал из ряда вон выходящую Историю: это, мол, была не настоящая ссора, а розыгрыш, который они задумали совместно с мистером Эскритом. По его словам, никаких разногласий из-за денег не было и Папа сам дал ему часть банкнот, которые были при нем найдены, а потом, незнамо откуда, в его карман попали другие, запятнанные кровью, и он возвратился в Лондон — узнать, что произошло, и вернуть деньги. Мистер Эскрит на повторном допросе заявил, что ничего не знал о предполагаемом денежном подарке Питеру, хотя, как Папин доверенный Агент, имел сведения обо всех его финансовых операциях. По поводу Истории, что ссора была разыграна по предварительному сговору, он, мол, только желал бы, чтобы это было правдой. Тут мистер Дэниел Клоудир ввернул, что Комиссия по Невменяемости недавно признала Питера душевнобольным, что члены Комиссии здесь присутствуют и готовы это подтвердить и что мистер Сайлас Клоудир и его домашние слуги также могут засвидетельствовать нездоровое поведение заключенного в последние месяцы. Тогда Судья предложил Жюри вынести вердикт, что Питер не может предстать перед Судом ввиду своей невменяемости, и они так и сделали. Судья распорядился, чтобы Питер был передан на попечение его Отца, который взялся поместить его под надзор содержателя некоего заведения под названием Убежище. Судья предписал, чтобы (как выразился Мартин) обвинительный акт против него не был отозван, а хранился в протоколе. Это значило, как объяснил Мартин, что Питер на всю жизнь останется в сумасшедшем доме. Если сочтут, что к нему вернулось душевное здоровье, его привлекут к суду за убийство.

Из-за всех этих бед я неспособна была думать о своем будущем, но Мартин настоял, чтобы я не возвращалась в Лондон, а наоборот, спряталась; он боялся, что до меня доберется старый мистер Клоудир, желающий получить Кодацил. Если, напомнил Мартин, Кодацил попадет в Суд, Клоудирам будет выгодна моя смерть, ибо, как единственная наследница Хаффамов, я буду стоять между старым мистером Клоудиром и Имением. Мартину все еще принадлежал старый дом его Отца в Мелторпе, который стоял пустой, и он предложил мне жить там бесплатно. Разумно ли будет прятаться так близко к Хафему, спросила я, и он ответил, что да, ведь никому не придет в голову меня там разыскивать. (Он добавил в шутку, что о том же говорит и девиз моей Семьи: искать безопасность в самом сердце опасности.) Это было так любезно с его стороны, что я с благодарностью согласилась и он сопроводил меня туда и предоставил дом в мое распоряжение. По дороге я выбрала себе имя миссис Мелламфи, мы придумали, что я недавно овдовела и Мартин — Отец моего покойного мужа. Слава богу, я уже рассказала тебе обо всем этом и повторяться нет нужды. Потом он нанял для меня слуг, миссис Белфлауэр и Биссетт, привел в порядок дом и возвратился в Лондон улаживать мои дела. Разумеется, все это бросало тень на мою репутацию, отчего верхушка деревенского общества не пожелала со мной знаться. В особенности через несколько месяцев, когда сделалось заметно мое положение.

Мартин стал душеприказчиком Отца, так как после ссоры тот не позаботился изменить завещание. Наследницей, конечно, была я, только наследовать было почти нечего, кроме Ежегодной Ренты с Хафема, поскольку даже дом принадлежал мистеру Эскриту. Чтобы расплатиться с отцовскими кредиторами, самому крупному из которых, старому мистеру Клоудиру, Папа задолжал четыре тысячи фунтов, Мартину пришлось продать мебель и посуду. (Он ухитрился спасти немного столового серебра, фарфора и часть книг.) Когда дела были улажены, у меня осталось только несколько сот фунтов и Ежегодная Рента. Однако, поскольку я была замужней женщиной, вся моя личная Собственность принадлежала моему супругу, он же был объявлен недееспособным и его права перешли к его опекуну, которым являлся, конечно же, старый мистер Клоудир. Мартин поэтому опасался, что старый мистер Клоудир от имени своего сына заявит претензии на получение Ежегодной Ренты, и так оно и случилось. В результате Момпессоны отказались платить как мне, так и ему, и старый мистер Клоудир затеял тяжбу в суде лорд-канцлера, сделав ее частью прежнего многолетнего Процесса (суд лорд-канцлера, если ты однажды туда обратился, принимает к рассмотрению любые дополнительные иски), и Мартин высказал опасение, как бы Процесс не растянулся еще на долгие годы. (Кстати, он упомянул также, что приблизительно в это же время мистер Дэниел Клоудир прилюдно поругался со своим Отцом и отрекся от него — обращение Отца с Питером, сказал он, заставляет его стыдиться и негодовать. По словам Мартина, он отказался от участия в Делах старого джентльмена; дошло даже до того, что, вступая приблизительно в то же время во второй брак, он принял фамилию своей новой жены (об этом было объявление в «Газетт»).

Первые несколько месяцев я жила на деньги, данные Питером; немного помогал и Мартин. Затем, однако, выяснилось, что у меня будет ребенок. Именно тогда (как я уже объясняла) Мартин поместил для меня две тысячи фунтов в Консоли, и на это мы и жили, пока я не стала жертвой мошенничества. Но он предупредил, что, из-за Джемаймы этим да бесплатным жильем его помощь мне и ограничится. Кроме того, он не исключал возможности, что старый мистер Клоудир, узнав о твоем существовании, потребует, чтобы его назначили твоим опекуном (ведь любой рожденный мною ребенок помешает ему унаследовать Имение Хафем). Поэтому необходимо было хранить в тайне и где я живу и что у меня родился сын. О твоем существовании было известно только в Мелторпе, где меня знали просто как миссис Мелламфи. Конечно, Мартин старался хранить секрет от своей жены, но когда он не смог вести дела без посторонней помощи, она обо всем дозналась. Из-за жены он не навещал меня после твоего рождения. Я непрестанно думала о загадке Папиного убийства, и в конце первого года в Мелторпе (в декабре, перед твоим рождением) получила ужасное о нем напоминание: ночью кто-то взломал два дома на Ратклиффской дороге и убил обитавшие там семьи. Мне хотелось думать, что Папу убил не Питер, а кто-то посторонний, и я гадала, не был ли это тот же самый злодей. Однако власти заподозрили кого-то и схватили, но до суда дело не дошло, потому что этот человек повесился, и загадка осталась загадкой. Время шло, и я о чем только не передумала. Я подозревала всех, всех без исключения. Питера, мистера Эскрита и даже… О Джонни, мысль, что Отец моего ребенка убил моего Папу, была невыносима! Чего только я себе не воображала. Мне даже приходило в голову, что это я — хотя и не сознательно — послужила причиной того, что Папа был убит, а муж оказался в тюрьме. Он был не виноват, его довела до этого страсть ко мне.