Кормилец - Алан Кранк Страница 10

Наташа обняла меня. Прижалась грудью и посмотрела в лицо тонко подведенными фиолетовой тушью глазами. Она была уверена, что, вновь и вновь заставляя меня балансировать на краю измены, рано или поздно добьется своего. Прошлые провалы не беспокоили ее, и она улыбалась. Я прислушивался к звукам в прихожей, чтобы оттолкнуть Наташу от себя, как только зашумит слив унитаза.

– Мне есть с кем спать, – ответил я. – Да и тебе, кажется, тоже.

– Ревнуешь? – рассмеялась она.

Она была красивей, умней и смелей Марины. Именно ее смелость в комплексе с гипертрофированным либидо поставила крест на наших взаимоотношениях. Это случилось за год до того, как я познакомился с Мариной, после того как выяснил, что все многочисленные «просто знакомые» Наташи переспали с ней по нескольку раз. Она мне точно нравилась, но припев из старого шлягера «ты тоже будешь у меня четыреста второй» (одна из ее любимых песен того времени, кстати говоря) не давал спать по ночам. Если называть вещи своими именами, Наташа была блядью.

И да. Раз уж я вдруг перешел к жестким формулировкам – самое время начистоту написать о себе. Уже тогда моя «мягкая» позиция казалась мне довольно двусмысленной. Один грубый ответ легко положил бы конец приставаниям, но его с моей стороны не последовало. Тогда я называл свои вялые отказы дипломатией, попыткой сохранить дружеские отношения с Наташей. Сейчас я бы назвал такую линию поведения пассивным флиртом, а себя похотливой тряпкой. Никакого самобичевания – просто я называю вещи своими именами. В отличие от Наташи я был слишком труслив для того, чтобы подчиниться своим плотским желаниям или даже признаться себе в них.

– Зачем ты это делаешь? – спросил я.

Она засунула мне руку в джинсы, а я шутя отбивался.

– Хочу тебя. Ничего не могу с собой поделать. Давай закроемся в туалете. Или завтра? Я дежурю. Скажи Маринке, что ушел в магазин за хлебом или что-то в этом роде.

– Все магазины завтра закрыты.

– Придумай что-нибудь еще.

– Я не хочу ничего придумывать. И тебе советую завязывать с этим делом.

Даже сейчас, годы спустя, я не могу с уверенностью сказать, что именно двигало Наташей. Жажда мести? Любовь? Или просто дерзкое чувство юмора? Да, Наташа любила посмеяться. Но моя старая майка и кружка свидетельствуют в пользу серьезных чувств. А может быть, она все это подстроила. Она могла. Все, что было связано с этой женщиной, – неоднозначно и противоречиво. Человек, много сделавший для меня, готовый ради меня на все, годами методично отравлял мне жизнь. Она была моей первой женщиной, ближайшим другом и злейшим врагом в одном лице. Через два года после того, как мы с ней «расстались навсегда», нас снова «познакомила» Марина.

Когда жена вернулась в комнату, мы сидели по разным концам стола и смотрели телевизор.

После чая за Наташей заехал очередной «просто знакомый» на белой БМВ (я выглянул в окно, когда она разговаривала с ним по телефону).

– «…И я лечу туда, где принимают…» – сказала Наташа цитатой из Высоцкого, надевая дубленку.

Следом за Наташей отправились домой и мы. С неба сыпался мелкий снег. Редкие прохожие громко смеялись и шутили. Полпути мы шли молча.

– Как ты думаешь, – спросила Марина, – Бурцевы отправили детей к родителям из-за нас?

Я пожал плечами.

– Уверена, что так оно и есть. Из наших знакомых бездетной осталась одна Наташка. Думаю, года через два она выйдет замуж, и тогда у меня не останется ни одной подруги. Ни детей, ни подруг.

Марина боготворила Наташу почти как мать, и в случае распада нашего идиотского любовного треугольника я вполне мог остаться в меньшинстве».