Счет по головам - Дэвид Марусек

30 марта 2092 г. Департамент здоровья и гуманитарной помощи выдал нам с Элинор разрешение. Секретарь отдела рождаемости сообщил нам эту новость, сопроводив ее официальными поздравлениями. Надо же, как нам повезло! Секретарь сказал, что нам нужно связаться с Национальным Приютом. Там, в Джерси, в ящичке с нашими фамилиями, лежит, дожидаясь нас, ребенок. Мы просто с ума сходили от радости.

К тому времени мы уже год прожили вместе. Встретились мы на приеме в Верхнем Сохо, где я был реально.

— Сэмми Харджер, это реально ты? — спросил мой приятель. — Вот везуха! Тут одна женщина хочет с тобой познакомиться.

— Спасибо, — сказал я кисло, потому что был не в настроении с кем-то знакомиться и не знал даже, зачем, собственно, туда заявился. Всю последнюю неделю я вкалывал в своей чикагской студии как одержимый. Тогда у меня была привычка запираться наглухо и погружаться с головой в мир упаковочного дизайна. Я наконец-то нашел свое истинное призвание и в часы вдохновения терял всякое чувство времени, даже есть и спать забывал. Генри, мой поясной слуга и помощник, блокировал все телефонные звонки. Так я мог проработать трое-четверо суток подряд, пока моя муза не завершала очередной призовой проект.

Последний мой творческий запой затянулся на неделю, но при этом оказался бесплодным, и я, наполняя тарелку у фуршетного стола, пребывал в легкой депрессии.

— Ну вот и твой знаменитый Самсон Харджер, — сказал мой неугомонный друг. — А это Элинор Старк, Сэм — можешь называть ее Эл.

Симпатичная женщина, стоя на кусочке ковра, превосходящего качеством тот, что устилал нашу комнату, пила кофе из фарфоровой чашечки. Голограмма сделала мне ручкой. Я помахал в ответ и заметил, что у меня грязные ногти. Я вышел в свет прямо из своей пещеры, небритый-нечесаный, но женщина предпочла этого не заметить.

— Я давно уже хочу с вами познакомиться, — весело заявила она. — Мы с Линдси как раз говорили о вашем полотне, которым я восхищалась в здешнем музее.

Полотно? Ей пришлось бы вернуться на век назад, чтобы искренне восхититься чем-то подобным.

— Неужели? — сказал я. — И что же это был за музей? По ее хорошо запоминающемуся лицу пробежала улыбка.

— Я сейчас в Будапеште.

Точно, Будапешт, сказал Генри у меня в голове. Извини, Сэм, но ее служебная система не желает со мной говорить. Пришлось прибегнуть к общедоступным источникам. Элинор К. Старк — известный корпоративный обвинитель. Сейчас погляжу ее биоинфы.

— Вы в более выгодном положении, — сказал я ей, стоящей по ту сторону земного шара. — Мой слуга — всего лишь подручный художника, а не следователь. — Элинор Старк, если ее голограмма имела хоть какое-то сходство с реальностью, была красивая стройная женщина лет двадцати пяти, рыжеватая блондинка с очаровательными веснушками и необычайно густыми бровями. Слишком солнечная для прокурора, решил я, хотя глаза, правда, ввинчиваются в тебя, как угри в коралл. — Вы ведь, как я понимаю, работаете корпоративным обвинителем?

Густые брови взметнулись с насмешливым удивлением.

— Вообще-то да!

Сэм, зашептал Генри, те ее био, что были опубликованы, даже в основном не совпадают между собой. Ей от 180-ти до 204-х, зарабатывает до миллиона в год, живых потомков не имеет. Научные степени по истории, биохимии и юриспруденции. Хобби — фехтование, шахматы, рекреационное супружество. В прошедшем году встречалась с кучей знаменитых художников, композиторов и танцовщиков. Будущая известность расценивается как 9,7 цента.

Всего-то, мысленно фыркнул я. Если на рынке знаменитостей ты ценишься ниже десяти центов, хвастаться тебе нечем. Мои собственные расценки, правда, за последние годы упали до одного — для фанатов я прочно переместился в разряд бывших.

Элинор надкусила пирожное, которое держала в руке.

— У меня сейчас время завтрака. Жаль, что не могу поделиться им с вами, так все вкусно. — Она смахнула с губ крошки. — Кстати, ваш помощник — Генри, не так ли? — большой педант. — Она поставила чашку на что-то за пределами голорамки. — Не обижайтесь, Сэм, но у него паршивая кодировка, и он буквально транслирует каждую вашу мысль.

— Тогда вы уже должны были понять, какой я очаровашка.

— Плоховато у меня получается, да? — засмеялась она. — Я пытаюсь вас снять, Самсон Харджер. Устраивает вас это? Или мне подождать, когда вы побреетесь и вздремнете?

Я не был уверен, нужна ли мне эта нахальная молодушка-старушка с ее неуклюжими подходами. Сигнал тревоги, звучавший у меня в голове, мог включить тот же Генри, который действительно зачастую бывал занудой. Элинор Старк, слишком напористая на мой вкус и слишком эгоцентричная для легкой интрижки, тем не менее заинтересовала меня — не словами, а бровями. Они все время играли и выгибались с невероятной экспрессией, и я не мог понять, почему она с этим мирится. Я клюнул на них, как куча моих предшественников, о которой упоминал Генри.

В последующие недели Элинор и я взаимно ознакомились с нашими спальнями и садами вдоль восточного побережья. Мы урывали моменты среди бесконечных деловых поездок и обязательств. Прелесть новизны вскоре прошла, и мы перестали звонить друг другу. Я думал, что наш роман окончен, но через месяц получил звонок из Гонконга — ее секретарша приглашала

меня завтра на совместный гололенч. Ее поздний ленч в Китае совпадал с моим полуночным бренди в Буффало.

В назначенное время я исправно голографировал. Она уже начала завтракать и ловко подцепляла палочками кусочки водяного каштана.

— Привет, — сказала она, увидев меня. — Очень рада, что тебе удалось прийти. — Она сидела за красивым лаковым столом на фоне алой, с золотой филигранью стены. — А мне вот, к сожалению, уже пора. — Элинор отложила палочки. — Внезапная смена программы. Как ты?

— Отлично, — сказал я.

На ней были свободные блуза и брюки из зеленого шелка, волосы забраны в тугой пучок на макушке.

— Может, перенесем ленч на завтра? — спросила она.

Я был удивлен тем, как сильно разочаровала меня эта отмена — до сих пор я не сознавал, что скучаю по Элинор.

— Само собой.

Всю ночь и весь следующий день я не находил себе места, а к полуночи распорядился:

— Гонконгский «Эксцельсиор», Генри.

— Ее там нет, — ответил он. — Она сейчас в Токио, в «Такамацу».