Место для нас - Фатима Фархин Мирза Страница 9

Хадия облизывает треснувшую губу.

– Это после вчерашнего вечера? – спрашивает Амар.

Хадия не отвечает. Последнее время Амар делает все, чтобы отец злился только на него, а не на сестер. Если Худа замечает, что ужин невкусный, и отец осаживает ее строгим взглядом, Амар тут же добавляет, что ужин не просто невкусный, а противный. После этого отец смотрит исключительно на Амара, не давая ему возможности усомниться в том, что сын испытывает родительское терпение.

– Всего лишь небольшая трещина, – говорит Хадия с уверенностью.

Тикают часы. Медсестра что‐то печатает в другой комнате. Клавиши щелкают быстро и громко.

– Жил-был мальчик, – продолжает Хадия, – который как‐то переполошил всю деревню криком: «Волк! Волк!» Все бросились ему на помощь, в том числе и его испуганная сестра. Но когда люди добежали до поляны, откуда раздавался крик, то не увидели волка – только лукаво улыбавшегося мальчика. Люди решили, что мальчику верить нельзя. «В следующий раз, когда он крикнет “Волк! Волк!”, мы не будем его слушать, а займемся своими делами», – решили они.

Амар сдувает прядь волос, упавшую ему на лоб, словно рассказ его не занимает.

– Даже его сестра убедила себя, что брату не стоит верить, – продолжает Хадия, стараясь говорить серьезно. – Не было никакого волка. Сестре нужно было писать свой конспект и сидеть в классе.

– Ерунда это все, – отмахивается Амар.

– Как хочешь. Главное – урок.

– Что за урок?

– Люди больше не хотели помогать мальчику. И когда волк действительно напал на него, то на крик о помощи никто не пришел. Никто не поверил.

Прежде чем уйти, Хадия обязательно скажет, что Амару следует оставаться в классе, как бы это ни было трудно, и что он больше не должен мешать ей во время занятий.

– Но ты же не поступишь так. Ты всегда придешь, – говорит Амар, немного помолчав.

Она сдается. Сколько ей еще придется сидеть здесь, пока Амар не успокоится и не вернется в класс? Она растирает большим пальцем следы-полумесяцы, оставленные ногтями на руке.

– Почему ты всегда делаешь это? – спрашивает Амар.

Хадия вытягивает рукав свитера и прячет отметины, чувствуя себя так, словно брат открыл одну из ее тайн. Надеясь его отвлечь, она переводит взгляд на стрелки часов.

– Хадия!

– М-м?

– Не говори папе, пожалуйста.

– Не скажу.

Они сидят молча. Говорить не о чем. Хадия знала, что Амар солгал, когда жаловался на боль в животе, но он все равно зачем‐то держится за живот руками. Сейчас брат похож на медвежонка. Он болтает ногами, которые не достают до пола, кладет голову ей на плечо, а она изучает постер о теле человека и здоровом питании. Хадия думает о том, что, если запомнит хоть что‐то из того, что там написано, это может ей пригодиться.

* * *

Каждый уик-энд устраиваются сотни вечеринок в домах друзей, и он их терпеть не может. Там невыносимо почти все. Бесконечная болтовня ни о чем. Неотступный взгляд отца, который постоянно проверяет, уважительно ли сын обращается со взрослыми. Не дерется ли и не грубит ли ровесникам. Не исчезнет ли с теми, кого называет друзьями, тем самым оскорбив хозяина. Удерет ли он, чтобы выкурить сигарету в нескольких кварталах от места празднования или чтобы просто посидеть на обочине и пожаловаться на жизнь. В карманах мальчишек всегда есть мятные конфеты. Иногда ребята едут в ближайший «7‐Eleven», чтобы купить газировки, хотя на вечеринке она льется рекой. Все это ради того, чтобы пощекотать себе нервы. Ради недолгого побега и удовольствия услышать щелчок открывающейся банки, купленной втайне.

Больше всего Амар презирает необходимость соблюдать внешние приличия. Они кажутся ему удушливыми и фальшивыми. Всегда одно и то же меню, одна и та же комбинация блюд. Он не выносит даже обычай разделять женщин и мужчин: женщины на одной стороне дома, мужчины на другой, за перегородкой или плотной занавеской.

Но все же приходилось ехать. Потому что Аббас обязательно будет там, как и остальные ее братья, и, возможно, они заговорят о ней. Амар будет ловить мельчайшие детали, разрозненные обрывки фраз, которые сумеет соединить и узнать о ней больше.

Теперь ему известно, что она любит «Эм-энд-Эмс» с арахисом, потому что ее брат покупает для нее пакетик каждый раз, когда они заходят в «7‐Eleven». Что она хочет через несколько лет поехать в колледж на Восточном побережье и поэтому старается учиться на отлично. Что она изучает и сравнивает различные колледжи, хотя родители против ее затеи с учебой. Она ненавидит спортивные игры, которые братья смотрят по телевизору. Не боится подраться с братьями и требует, чтобы родители относились к ней так же, как и к ним. И конечно, оставался шанс, что и она сама приедет на вечеринку и Амар услышит ее смех, заметит ее туфли в куче обуви. А вдруг получится улучить момент и встать у занавески, отделяющей женскую половину от мужской, в ту минуту, когда кто‐то войдет или выйдет с подносом или кувшином, чтобы придержать ткань и успеть ее увидеть? Эти тонкие черты. Стройное тело, всегда облаченное в яркие одежды.

Сегодня на очередной вечеринке, устроенной другом дома, Амар идет на задний двор и прислоняется к шершавой стене. Молодые женщины расположились за садовым столиком. Он сразу замечает ее, в самом центре. Сегодня она в темно-синем сальвар-камизе ^[5]. Пьет колу, опустив в стакан оранжево-белую соломинку. Ее волосы острижены короче, чем он запомнил. Она в числе тех немногих девушек, которые не носят хиджаб даже во время вечеринок.

Молодые женщины смеются, явно пытаясь привлечь его внимание. Но он видит только ее. Вокруг перешептываются. Она поднимает на него глаза. Краснеет. Отводит взгляд. Он смотрит на тонкие телефонные провода, разрезающие небо, на сидящих на них птиц – куда угодно, только не на нее. Надевает наушники. Включает песню. Отец разговаривает с занудным дядей Салимом, а это означает, что он некоторое время будет занят. Но Амар все же поглядывает на створки дверей – убедиться в том, что никто не войдет. Одних наушников достаточно, чтобы раздуть уголек отцовского гнева, который тлеет на протяжении вечеринки, разгорается в машине до скандала и заканчивается кошмаром, когда они приедут домой.

Амар пытается сделать вид, что рад бы находиться где угодно, только не здесь. Ложь, разумеется. Этот единственный миг. Единственный взгляд. То, как румянец бросился ей в лицо. То, как он ей идет. Да, это лучшее, что случилось с ним за всю неделю.

Когда ему кажется, что он пробыл здесь слишком долго и по‐прежнему не замечен родными, она встает. Складки ее одежды будто стекают и распрямляются. Она идет к нему. Он пытается не смотреть в ее сторону. Птицы на проводе. Одна машет крыльями. Взлетает.

Девушки, которых она покинула, все еще сидят за столом, но их смеха не слышно – они наблюдают, как она приближается к нему. Они переглядываются. Перешептываются. Многие считают ее поступок неприличным. Он же думает, что она смелая. Только смелая женщина может подняться вот так. Оставить стайку женщин. Подойти к нему на вечеринке, где собрались члены общины, которым только дай повод для преувеличенных, осуждающих сплетен. Она куда смелее, чем он когда‐нибудь сможет стать…