В погоне за красотой - Давид Фонкинос Страница 9

Часто подобный душевный надлом удается предугадать. Мы не удивляемся, когда некоторые мужчины и женщины впадают в подавленное состояние, обычно именуемое депрессией: этой болезни предшествовали определенные симптомы. Но, как правило, такие люди теряют почву под ногами постепенно. А в случае с Антуаном дело обстояло совсем иначе. Ничто в его жизни не предвещало такого срыва. Сестра всегда считала его жизнерадостным и веселым. Конечно, и он временами уходил в себя, терзался сомнениями^[10], но в целом это был душевно здоровый человек, на него можно было положиться. Неужели все эти годы он скрывал свою подлинную натуру? Элеонора винила себя в том, что ничего не заметила, не заподозрила. «Никто никого по-настоящему не знает», – сказала одна из подруг, желая ее утешить.

В глубине души Элеонора отчасти понимала Антуана. Ведь и она порой в приступе гнева испытывала желание сбросить с себя и тяготы семейной жизни, и бремя работы. В такие моменты все начинало казаться бессмысленным, безнадежным. И пока это безумие не проходило, хотелось вырваться, сбежать куда-нибудь подальше, ощутить вкус свободы. Потом буря стихала, и оказывалось, что можно преспокойно жить дальше.

Антуан сидел молча, понурясь, как провинившийся ребенок. Ему было стыдно за то, что он причинил сестре столько волнений. Когда-нибудь, думал он, она его поймет. Но сейчас его сковывало молчание. Слова, звучавшие внутри, были бессильны претвориться в связную речь. По прошествии часа Элеонора, уже слегка успокоившись, присела рядом с ним, на краешек кровати:

– Антуан, ты должен мне объяснить…

– Я пытался. Много раз хотел тебе позвонить, но… не смог.

– Неужели это из-за Луизы?

– Нет.

– Послушай, ты можешь говорить со мной вполне откровенно. Я знаю: когда вы разошлись, ты держался очень мужественно. Ты же мне сказал, что вы расстались по обоюдному согласию, хотя… хотя я в это не верю… и потом…

– Что «потом»?

– Да нет, ничего.

– Ты хотела сказать, что она встретила другого? Мне это известно. И я рад за нее.

– Тогда скажи, что случилось? Я тебя пойму.

– Знаю, что поймешь. Мне стыдно, что я вот так сбежал от вас. Но я не мог поступить иначе, поверь мне… И поверь, что я все рассказал бы тебе, если бы мог.

– Господи, да что же произошло? Если это не из-за Луизы, то из-за чего?

– …

Антуан встал и подошел к окну, отвернувшись от сестры. Он безуспешно пытался справиться с захлестнувшим его волнением. Почему он сбежал? Да именно потому, что боялся расспросов, не желал отвечать на них. Но, с другой стороны, он понимал сестру. Он и сам действовал бы точно так же, если бы она исчезла неожиданно, без всяких объяснений. Антуан надеялся, что время и расстояние помогут ему залечить душевную рану. Увы, его все еще терзала боль воспоминаний о случившемся. Слезы текли беззвучно, но Элеоноре казалось, что она слышит его рыдания. И она поняла, что брат не заговорит – по крайней мере, сейчас. Слава богу, он здесь, рядом с ней, живой и невредимый, и это самое главное.

Она предложила ему сходить куда-нибудь поужинать. Они вошли в таиландский ресторанчик, находившийся в этом же доме, на первом этаже. В оформлении зала царил махровый китч, но это, как ни странно, помогало разогнать гнетущее настроение момента. Элеонора заговорила о своей дочке, о перипетиях их домашней жизни. И Антуан вдруг задумался: не усугубило ли его депрессию бегство из Лиона? Ведь тем самым он лишил себя всего, что доставляло ему столько радостей, – например, общения с любимой племянницей. Уехав тайком, как преступник, он отрезал все пути возврата к счастью.

Помолчав, он спросил:

– А как же ты меня разыскала?

– Да почти случайно. Тебе прекрасно удалось вычеркнуть нас из своей жизни. Невозможно было узнать, где ты и что ты, – ни телефона, ни адреса, ни подписки на газеты. Я уж не знала, что и думать. Даже вообразила, что ты, может быть, разведчик и тебе грозит какая-то опасность. Но потом решила, что это все-таки маловероятно.

– …

– Я опросила всех твоих друзей, хотела узнать, как ты был настроен в последние месяцы. Все они считали твою историю с написанием романа чистейшей выдумкой.

– …

– Ну и конечно, я позвонила Луизе.

– И что же она тебе сказала?

– Да ничего определенного. Что ваши последние объяснения проходили вполне мирно, но что она чувствовала в твоем голосе печаль.

– Это естественно, мы ведь прожили вместе целых семь лет. Делили и горе и радости. После этого разговаривать о пустяках всегда немного грустно. Она тоже выглядела подавленной при встречах.

– Ну еще бы…

– Я повторяю: у нас с ней вполне нормальные отношения. Ну, разошлись, и все тут, ничего страшного.

– А я продолжаю думать, что ты скрывал в тот момент свое горе.

– Я просто не хотел вам докучать. Такой разрыв – это же банально до ужаса. Тут и говорить не о чем. И давай больше не будем поминать Луизу, хорошо?

– Ладно, не будем.

– Так как же все-таки ты меня нашла?

– Я набрала твое имя в поисковой строке. Надеялась, что, если кто-нибудь упомянет о тебе в интернете, я это узнаю. И каждое утро прочесывала соцсети – проверяла, не появился ли ты где-нибудь. И мне повезло!

– Неужели?!

– Один из твоих студентов заметил тебя в Орсэ и узнал. Он разместил в «Твиттере» фото, где ты сидишь на стульчике в зале, и коммент к нему: «Какое падение! Господин Антуан Дюри, мой бывший преподаватель в Академии художеств, стал музейным смотрителем!»

– …

– Ну и как только я это увидела, так сразу и приехала, чтобы проверить.

– А кто он – этот студент?

– Уже и не помню, – кажется, его зовут Уго. Да какая разница?! Главное, я тебя нашла.

– С ума сойти…

– Что ты имеешь в виду?

– Человеку уже негде скрыться, всегда найдется какой-нибудь тип, который раззвонит на весь свет, кто вы и где находитесь. Тебя это не пугает?

– Да бог с ним, с этим Уго! Спасибо на том, что известил меня: благодаря ему я и сижу тут, рядом с тобой. И могу наконец спокойно вздохнуть. Знаешь, сначала я жутко сердилась на тебя за то, что ты вот так исчез, но сегодня вечером я счастлива.

– Я тоже…

– Так когда ты намерен вернуться? Не вечно же тебе прозябать здесь. Возвращайся, поселишься у меня, я буду за тобой ухаживать…

Антуан опустил ладони на руку сестры. Он и сам не знал, сколько времени собирается вести такой образ жизни, но впервые со дня своего побега сказал себе, что должен вернуться к прежнему существованию.