Обмен и продажа - Андрей Олех Страница 9

– Я даже не знал, что их Саша и Влад зовут, – сказал Никита.

– Беню с Клопом? – спросил Михась, с интересом вглядываясь в неживые глаза. – Даже не помню, почему их так назвали.

* * *

– Имя?

– Владимир Китов.

– Отчество?

– Не знаю.

– Александрович, – сказал Никита.

– Возраст?

– Сейчас прикину, – задумался Михась. – Шестьдесят пятого года, это сколько?

– Двадцать девять, – посчитал Никита.

– Рост?

– Да я че, мерил? – Михась с самого начала вел себя как капризный покупатель, решивший покуражиться за свои деньги, что было недалеко от правды.

– Выше среднего, где-то сто восемьдесят пять, – прикинул Никита, и дежурный решил обращаться к нему.

– Телосложение?

– Крепкое, спортивное. Боксер бывший.

– Погоди, ручка не пишет. – Милиционер с нажимом выводил бесцветные линии, потом выругался и вышел из комнаты.

Деревянные панели до плеча на стене и серая штукатурка, скрипучий стол и шаткие стулья. Одинокая тусклая лампа на потолке, выраставшая из темно-желтого закопченного круга. Казалось, все эти вещи были поставлены здесь давным-давно, уже в таком дряхлом и уставшем виде, что наводило на мысль об их кощеевом бессмертии.

– Давай дальше, – сказал с порога дежурный.

– Волосы темные. Одет в кожаный плащ, штаны теплые, шапка обычная, унты, – быстро отвечал Никита и, видя замешательство милиционера, пояснил: – Унты – сапоги такие меховые. Он на улице целый день стоял, они теплые. Свитер черный с высоким горлом.

– Особые приметы? Шрамы, родинки, наколки?

Никита посмотрел на Михася, ожидая помощи, но тот потерял концентрацию и ерзал на стуле.

Дежурному все это не нравилось, он хотел закончить быстрее.

– Пишу, нет особых примет. Машину давайте.

– Белая «Лада» 2108, номер 9583 ВАК.

* * *

«Нива» остановилась во дворе. Кирпичная «хрущевка», бывшее общежитие, а теперь скворечник из однокомнатных малосемеек. Белой «восьмерки» не было.

– Че, удобно – подъезд один, – пояснил Михась. – Мимо не пройдет.

– Давай зайдем, может, он дома?

– Не. Свет не горит, – пригибаясь над рулем, ответил Михась. – Плохо дома убивать, сначала дверь ломать, потом шум, выстрелы, соседи… Этого не надо. Пятый этаж, вон то окно, первое слева от подъезда.

Никита тоже пригнулся и посмотрел, как будто с этой точки можно было увидеть упущенные Михасем детали.

– Че Кит-то наделал? Правда, что ли, Беню с Клопом убил?

– Меня там не было. Из разговора понял, что он афганцев притащил, ему ворота открыли, а они палить начали.

– Зачем он с афганцами связался? – спросил Никита.

Вместо ответа Михась скривил лицо и полез настраивать горячий воздух из печки.

– Вот сколько раз просил Начальника магнитолу в машину поставить. А он: не надо этого блядства. Скучно же сидеть вот так. У Кита вот нормальная «Тошиба» в «восьмерке», – возможно, предвкушая добычу, рассуждал Михась.

– Я б вот так на Кита не подумал, – продолжал гнуть Никита.

– Кит всегда странный был, – откидываясь в кресле, сказал Михась.

– В смысле? – Никите нравилось наводить напарника на нужный ему разговор.

– Всегда спокойный такой.

– Это не странно, Михась.

– Ты не знаешь. Когда я на карьере работал, пока меня Начальник оттуда не забрал, я там много чего насмотрелся. Туда часто барыг привозили разных. Кого припугнуть, кого сам понимаешь. Остальные пацаны всегда злились. А че? Человек им, по сути, ничего плохого не делал, сидит к стулу привязанный. Надо себя завести, чтобы бить его. Все орут, матерятся, а Кит – никогда. Подойдет, поговорит тихо, если клиент не слушается, он ему палец так – хряк. – Михась для выразительности сплел ладони и хрустнул суставами. – Даст покричать, а сам молчит. Пальцы ломал, как марки на конверт клеил. Спокойно так, без суеты.

– Он же боксер, избить мог, – дал рассказчику порадоваться Никита.

– А я о чем! – рассмеялся Михась. – Ты здоровый мужик – зачем пальцы-то ломать?

– Ты как к Начальнику попал?

– Ты че какой любопытный, Пионер? Я ж сказал: на карьере работал. На экскаваторщика учился. Начальник почему, думаешь, Начальник? Он на карьере главным был. Это уж потом мы всяким начали заниматься, а поначалу почти все с карьера были. Левый тоже оттуда. Я из Царевщины, меня взяли, потому что я здоровый. Потом уже прибились спортсмены вроде Кита.

– Ты пистолет приготовь все равно, не руками же мы Кита валить будем, – закрывая усмешку рукой, сказал Никита.

– Точно, достань из бардачка.

Под бумагами, атласом дорог и мусором Никита нашел пистолет Макарова.

– Пристрелянный? Я из спортивного «токарева» стрелял, к ним пристреливаться надо. В такой темноте ты с десяти метров всю обойму выпустишь и не попадешь ни разу.

– Вплотную подойду, – оскорбленный Михась забрал пистолет. – Много ты вообще народу положил в темноте с десяти метров? Снайпер нашелся. Если такой меткий, че второе место занял?

– В стрельбе первое, – легко сказал Никита, вглядываясь в случайное окно на третьем этаже, где зажегся свет: тень в квартире пометалась по стене, потом снова стало темно. – Давай в квартиру заглянем, посмотрим, че там как? Может, Кит уже приходил и больше не вернется?

– Не надо, – отрезал Михась.

– Скажи, а че за клетка пустая у Начальника на участке стоит?

– Хочу все знать, – вздохнул Михась и положил пистолет над приборной панелью. – Медведя ему подарили, вот он в ней жил. Месяца три-четыре где-то, потом помер.

– Отчего?

– Я че, ветеринар? Не знаю. От скуки. – Михась наконец нашел удобную позицию кресла, устроился и закрыл глаза. – Следи, а я подремлю до четырех. Потом поменяемся.

Никита убавил печку и осмотрелся: перед домом – газон с черными прутиками кустов, огороженный старыми шинами, дорожка к подъезду только одна, через дорогу. Недалеко слева синий фонарь загорался и гас, как хотел, без постижимых интервалов. Если немного сползти с кресла, видно, как ветер раскачивает верхушки деревьев. На одном из тополей трепыхалась белая тряпка, рубашка или сорочка, уже не поймешь. Никита тихо открыл бардачок и покопался в бумагах, нашел среди них охотничий билет на имя Дмитрия Михайлова. Сам Михась перешел от ритмичного посапывания к храпу. Быть во всем лучшим несложно. Про себя Никита знал, что его мысли и чувства настоящие в отличие от других людей. Например, Михась вроде бы и живой, но заторможенный и глупый, как механический.