Среди садов и тихих заводей - Дидье Декуэн Страница 9

Чтобы показать свое презрение к вдове рыбака и разогнать затхлый воздух в комнате, Нагуса достал из складки своей мантии большой веер, расправил его и принялся обмахиваться.

– Как только она выпустит своих жалких карпов в наши заводи, – продолжал он, – я объявлю ей, что мы не намерены продлевать соглашение с ее деревней.

– Следует ли мне подготовить соответствующую бумагу, сенсей?

Старик согласно кивнул головой. Поскольку речь шла о расторжении сделки с безусловно невежественными крестьянами, ни в коей мере не сознававшими значимости Службы садов и заводей, Нагуса не счел нужным обременять себя соблюдением приличий, тем более что эти людишки все равно в этом ничего не смыслили. А раз уж, уточнил он, не было надобности запечатлевать факт расторжения договора на васи ^[21], дорожавшей с каждым днем, поскольку мануфактура на реке Сикугаве с недавних пор начала производить из коры тутового дерева особые виды бумаги с шелковистой поверхностью, которой отныне только и пользовались знатные дамы при императорском дворе, чтобы вести свои хроники, – стало быть, довольно и деревянной дощечки, дабы известить жителей Симаэ, что Служба садов и заводей более не нуждается в их услугах.

– Стоит ли поблагодарить их за прошлую службу, сенсей?

Нагуса Ватанабэ промолчал. И лишь едва пожал плечами – у него и впрямь нестерпимо ломило спину от копчика до лопаток.

Телесный недуг ввергал его в отчаяние, невзирая на то что при определенном освещении его лицо все еще производило достойное впечатление, благодаря густым белоснежным волосам и неизменно живому взгляду, лучившемуся из-под лунообразных век, – в нем по-прежнему отражалась несгибаемая воля, не принимавшая и решительно отвергавшая усталь и старческую немощь.

* * *

Ни родня Кацуро, ни родственники Миюки, из которых у нее остались только сестра и дядья – остальные были вырезаны во время кровавых набегов повстанческих орд, – не имели достаточно средств, чтобы покрыть расходы на синтоистскую свадьбу. Для подобного торжества требовалось приготовить подношение по уходу за храмом, оплатить жрецу и мико ^[22] кимоно с ярко-красными штанами, купить покрытые красным лаком кубки, из которых супруги должны были испить золотого саке, а также ветку сасаки ^[23] с нежно-розовыми цветами, чтобы возложить ее на алтарь в довершение обряда.

А посему Кацуро с Миюки выбрали так называемое ночное проникновение – самый распространенный способ заключения брачного союза, и благо что дарового: жениху довольно было всего лишь несколько ночей подряд пробираться в спальню к невесте и вступать с нею в соитие, чтобы их союз был признан официально.

Убедившись, что у Миюки нет нареченного возлюбленного, Кацуро как-то подошел к девушке и рассказал ей о своей мечте сделать новую вершу для ловли карпов. До сих пор, по его словам, он довольствовался тем, что забрасывал в реку вязанки хвороста, куда и попадали охочие до укромных убежищ карпы. Они застревали там намертво, и, чтобы их вытащить, юноше приходилось расплетать вязанки ветка за веткой – но когда тонкие прутья расправлялись, раскрываясь веером, карпы ускользали.

Миюки не могла взять в толк, какое отношение она имела к проворству рыб-беглянок и неуклюжести рыбака, – и всего лишь из вежливости посмеивалась, прикрывая рот ладонью-лодочкой, как будто ей еще никогда не доводилось слышать ничего более смешного, чем эта байка про карпов, рвущихся на свободу.

Тогда Кацуро принялся объяснять, что ему в голову пришло смастерить из гибких тростинок воронку с крышкой, приспособленной так, чтобы рыба, попав внутрь, уже не смогла бы из нее выбраться.

– Такое должно сработать, – согласилась Миюки, склоняясь над рисунком, который молодой рыбак набросал на пыльной земле.

Из чувства застенчивости она была вынуждена умерить свое восхищение хитроумным устройством ловушки, хотя и оценила его по достоинству.

– Это уж точно сработает! – продолжал Кацуро. – Да только сплести такую вершу мудрено – для этого нужны тонкие и ловкие пальцы. Как у тебя. Вот я и подумал, может, ты согласишься изготовить мне три такие верши – скажем, две поменьше и одну побольше?

Впрочем, Кацуро был достаточно искусен и вполне мог сам сплести ловушки, но он нашел этот предлог для того, чтобы иметь возможность проникать ночью в дом Миюки и проверять, как у нее спорится работа.

Поскольку ужасающее управление государственными финансами в ту пору обернулось почти полным исчезновением денег, народу пришлось пробавляться меновой торговлей. Соломенные сандалии меняли на рис, саке – на кипы бумаги индиго, оленину – на непромокаемые зонтики. Вот и Кацуро, в обмен на верши, которые Миюки должна была сплести для него, предложил ей лакированный гребень, девять мер риса и три самые крупные рыбины из тех, что он надеялся выловить в Кусагаве. Миюки, не раздумывая, приняла его предложение: ведь сделка была для нее, безусловно, выгодной – по крайней мере, она так думала.

Юноше, готовившемуся к ночному проникновению, советовали наполовину обнажиться, перед тем как проникнуть в дом к девушке, которую он хотел взять в жены, и не для того, чтобы показать свою решимость, а чтобы его не приняли за вора: в самом деле, грабители имели обыкновение облачаться во множество одежд, дабы уберечься от палок, которыми их могли поколотить.

Помимо раздевания, влюбленному также рекомендовали прикрыть лицо тряпкой, чтобы скрыть смущение в том случае, если желанная девушка даст ему от ворот поворот, когда он проникнет к ней в дом.

Наконец, ему давали совет помочиться на нижнюю часть раздвижной двери, отделявшей комнату его возлюбленной от остального жилища, и таким образом смочить направляющий желобок, чтобы дверь не скрипела.

Впрочем, Кацуро был волен шуметь вовсю: после смерти родителей Миюки жила одна-одинешенька в покосившейся хижние, и все соседи знали, как она ждала ночного гостя, чтобы ее наконец официально признали невестой. Ей вовсе не хотелось скрытого проникновения – напротив, она грезила о пришествии барабанщиков-тайко, которые будут ловко вращать своими колотушками, обрушивая их на белую мембрану огромных барабанов, и таким образом возглашать на всю сонную деревню, что Кацуро вторгся к ней в дом и в ее жизнь.

Каждый вечер ей чудилось, будто она слышит тяжелый, мощный и величественный бой ритуальных барабанов, возвещающих о пришествии суженого, готового соединиться с нею. Но за бой огромных тайко она принимала всего лишь биение своего сердца.

Заключение брачного союза через ночное проникновение предполагало, что у невесты есть близкий родственник – чаще мать или брат; встречая жениха у входа, они объясняли ему расположение дома и передавали зажженный фонарь, чтобы он мог легко ориентироваться внутри. Но Кацуро, зная, что у Миюки больше нет ни брата, ни матери, пришел с собственным фонарем – железным, украшенным чеканкой в виде птиц. А ориентироваться в доме ему было проще простого, благо тот состоял из одной-единственной комнаты с земляным полом и спальной нишей в стене, за которой располагался сарайчик, где хозяйка держала кое-какую домашнюю птицу и пару свиней.