У подножия Монмартра - Бритта Рёстлунд Страница 9

– Я сколько раз говорила тебе, что это лишь вопрос времени – когда сломается твоя проклятая машина. И что ты собираешься делать завтра утром? – ворчит Фатима.

– Завтра утром?

– Да, как ты завтра утром поедешь в Рунжи?

– Да, да, нет… но у меня впереди целый день, и я разберусь с машиной.

Мансебо так захвачен попытками выбраться из затруднительного положения, что начисто забывает спросить, что его жена делает на улице в такую рань.

– Яблочки тоже неважно выглядят, их никто не купит. – Фатима тычет пальцем в яблоки и начинает брызгать на них водой.

Мансебо внезапно начинает злиться. Если бы его машина и правда сломалась и он не смог бы поехать в Рунжи, то реакция Фатимы была несправедливой. Почему она на него злится? В чем она хочет его обвинить?

– Между прочим, что ты делаешь на улице в такую рань? – спрашивает он.

– В такую рань? Я слышала, что машина не завелась, слышала, как ужасно она чихала, ты же сам это говоришь. Я на балконе вытряхивала половики и подумала, что надо тебе помочь в сортировке фруктов. Что в этом странного?

Мансебо замечает, что в руке Фатима держит кошелек. И почему она собралась переходить бульвар, куда она направлялась?

Мансебо молчит, и не из страха перед Фатимой, а потому что отныне должен вести себя очень и очень осмотрительно.

Все больше и больше людей заполняют тротуар, и Мансебо становится труднее замечать всех проходящих мимо. Никакой коричневой бейсболки он пока не видел. Еще не было и десяти, а желудок уже начал бунтовать. Причина, по мнению Мансебо, в том, что сегодня утром он не пил кофе. Горячий напиток заставлял желудок молчать до обеда. Он смотрит на дом, но в окнах по-прежнему сумрачно. Мансебо слышит на лестнице какой-то шум, и почти в ту же секунду из двери вываливается Тарик.

– Я уже слышал про машину. Чертовское невезение. Хочешь, я позвоню Рафаэлю? Он придет, глянет на твою жестянку.

Рафаэль – закадычный друг Тарика. Он работает электриком, но на самом деле волшебник, способный, как говорят, починить все, что сломалось. Последний раз Рафаэль проявил свое недюжинное искусство, когда починил электрический массажер для ног Фатимы. Он пылился в кладовке, и никто не чаял когда-нибудь им воспользоваться, но Рафаэль смог починить его и запустить.

– Спасибо, я и сам могу ему позвонить, но сначала постараюсь разобраться. День сегодня будет спокойный, потому что все это больше похоже не на овощи, а на компостную яму.

– Это плохо.

– Да.

Тарик закуривает сигарету, уже явно не первую за день, и переходит бульвар. Мансебо вдруг приходит в голову, что Тарик, возможно, знаком с писателем, живущим на верхнем этаже над его сапожной мастерской. Может быть, писатель даже добрый клиент Тарика. Но Мансебо не помнит, чтобы ему приходилось слышать рассказы о живущем над мастерской клиенте, или о писателе, который время от времени заходит в мастерскую подлатать обувь. Это странно, особенно если подумать, что у всех людей время от времени рвется обувь и часто возникает необходимость сделать копию ключа, и тогда люди, как правило, обращаются в ближайшую мастерскую, а в случае с писателем ближайшей, как ни крути, была мастерская Тарика.

Что ему написать в отчете мадам Кэт, если ничего так и не произойдет? Утро прошло, а на противоположной стороне улицы ровным счетом ничего не случилось. Во всяком случае, ничего драматического. Кухонный чад спустился из квартиры в магазин. Ну, наконец! Голод, мучивший Мансебо, понемногу переходил в тошноту. Он неохотно прикрывает лотки с овощами и фруктами, но при этом ежесекундно пристально смотрит на стоящий напротив дом. Нет, в отчете писать решительно нечего. Приходит Тарик и помогает Мансебо опустить решетку. Они молча поднимаются по лестнице, идя на аромат еды, на аромат обеда, как обычно, но в необычный день.

Мансебо, сидя за низеньким столом, непрестанно крутит головой, стараясь не спускать взгляда с дома напротив, чтобы не пропустить ничего важного. Ничто не должно ускользнуть от его внимания, во всяком случае, не в первый день. Один за другим члены семьи, не говоря ни слова, садились за стол, а Мансебо раздумывал, правильно ли это. У каждого есть определенное место. Сам он всегда сидел спиной к окну, в углу, рядом с Тариком. Он не мог вспомнить, почему уже много лет занимает именно это место и как оно ему досталось, как не мог восстановить в памяти, почему все остальные получили именно свои места. Но, насколько Мансебо помнил, все всегда сидели именно так. Адель сидит у торца стола. Амир напротив Тарика, а сам Мансебо напротив Фатимы. Возможно, в таком распределении мест есть своя логика. Фатима сидит ближе всех к кухне и никому не мешает, когда поминутно вскакивает, чтобы сбегать на кухню и принести очередное приготовленное ею лакомство. Рядом с Фатимой сидит Амир. Наверное, это тоже правильно, потому что Амир часто опаздывает к обеду и может сесть на свое место, не протискиваясь мимо других членов семьи.

Адель со своего места в торце стола могла видеть все и всех, но для этого у Мансебо было только одно объяснение – несмотря ни на что, Адель была хозяйка, это ее дом, невзирая на то что она никогда не готовила еду. Мансебо отирает со лба пот и оглядывает всех присутствующих за столом. Он смотрит на них, как на незнакомцев, и это ощущение поражает его своей новизной. Но раньше у него не было от них никаких тайн, а теперь есть. Мансебо понимает, что едва ли сможет в споре убедить их сменить места за столом. Но сделать это необходимо. Часть задания заключается в том, что он должен вести себя как обычно. И это самая трудная часть. От напряжения у Мансебо начинает дергаться веко правого глаза. Боль отвлекает его, и он не слышит, что Адель, уже который раз, спрашивает, поедут ли они этим летом в Тунис.

«Я не могу сидеть спиной к моей работе. Я обязан выполнять мою работу добросовестно», – думает Мансебо, решая, как ему поступить. Он встает и решительно садится на место Амира, благо того еще нет дома. Все поражены так, словно Мансебо совершил ужасное преступление или внезапно переместился на другой континент. Стол и люди за ним превращаются в волнующееся море. Всего несколько секунд назад Мансебо находился на его противоположном берегу. Тарик устало смотрит на происходящее и закуривает сигарету.

– Что ты делаешь? – спрашивает Тарик.

– Что я делаю?

– Да, зачем ты пересел?

Входит Фатима с дымящимся рисом.

– Что ты здесь забыл? Отодвинься, муженек, пока я тебя не обожгла.

Рискованное поведение требует предельной концентрации внимания, и Мансебо изо всех сил сосредотачивается. Таким собранным он, пожалуй, не был никогда в жизни. Не спуская глаз с дома напротив, Мансебо должен одновременно найти выход из ситуации, в которую он сам себя загнал. Адель искоса смотрит на Мансебо, но молчит.

– Почему ты сел сюда? Что ты натворил на своем месте? – спрашивает Фатима и садится рядом с мужем.

– Мансебо сегодня хочет смотреть на меня, – смеется Тарик. – То, что он и так целыми днями на меня пялится, не в счет.