Музыка тишины - Андреа Бочелли Страница 9

Как и все дедушки на этой земле, Ило просто обожал своих внуков; их было у него семеро, и каждый души в нем не чаял, ведь дедушка постоянно был рядом – в роли то товарища по играм, то руководителя, то оракула, то советчика. К Амосу он испытывал особую слабость, поскольку очень любил бельканто и всякий раз давал волю чувствам, когда старший внук начинал петь. Когда Амос приезжал навестить деда, тот ставил его на верхнюю ступеньку печурки, стоящей у окна в кухне, и просил спеть что-нибудь специально для него. Амос почти всегда соглашался и, будучи хорошо знаком со вкусами дедушки, частенько исполнял знаменитую арию «Мама, это доброе вино» из «Сельской чести».

Ориана тоже была в восторге от этих необычных выступлений и оказывала деду серьезную поддержку в деле убеждения начинающего певца в том, что пора оставить детские игры и войти в образ театрального артиста.

По мере того как выступления Амоса становились все уверенней и убедительней, запросы у публики росли, а количество зрителей все увеличивалось. Часто бывало так, что в самом конце ужина все члены дружной семьи, прежде чем отправиться спать, настойчиво просили мальчика исполнить какую-нибудь кантату. Это был прекрасный способ закончить тяжелый трудовой день. Дедушка Ило даже стал приводить с собой особо недоверчивых друзей, которые потом возвращались домой заметно потрясенными.

В Лайатико все либо знали, либо были наслышаны о голосе маленького Барди, мальчишки, у которого, как говорили кругом, «природа в одном месте отняла, а в другом наградила». Кое-кто даже робко просил его спеть в церкви по окончании святой мессы, а то и на свадьбе. Так что вскоре Амос пел в местном приходе, где во время венчания ему довелось исполнить знаменитую «Аве Марию» Шуберта, и его с наслаждением слушали и молодые, и приглашенные гости, и просто зеваки. По окончании этого совершенно детского, дилетантского выступления на глазах у слушателей появились слезы: так их растревожил резкий контраст между голосом и картинкой, между природными данными и явным физическим недостатком Амоса…

Шло время, и Амос с каждым днем все больше укреплялся во мнении: чтобы завоевать симпатии окружающих, ему необходимо петь; пение становилось для него своего рода необходимостью, неумолимой неизбежностью, неотъемлемой частью реальности, как собственное отражение в зеркале или тень в солнечный день.

Как бы то ни было, детям всегда по душе внимание публики. Амос ничем не отличался от других, и ему нисколько не сложно было потакать просьбам и похвалам родственников и друзей. Выступать и тем самым вызывать всеобщий восторг было для него лишь очередной игрой. Он слышал, как родители говорили о том, что его просто необходимо как можно быстрее записать на музыкальные курсы. Эта идея ему тоже нравилась, поскольку до сих пор ему был закрыт доступ к прекрасному фортепиано в колледже, на котором во второй половине дня играли старшие ученики, а ему лишь единожды удалось тайком подкрасться к нему и прикоснуться к клавишам на несколько минут.

Вернувшись в колледж после летних каникул, Амос вместе с некоторыми другими учениками был неожиданно вызван к маэстро Карлини, преподавателю игры на фортепиано, о котором он уже был наслышан от своих товарищей, и после короткого знакомства сразу же начался урок музыки.

Очень скоро Амос со товарищи освоили нотную грамоту и сольфеджио. Честно говоря, ему было немного скучно, но он утешал себя тем, что в один прекрасный момент все-таки сядет за пианино и начнет играть. Так и произошло спустя несколько дней. Под присмотром учителя ему наконец было позволено опустить руки на клавиатуру и сыграть своими пальчиками первые пять нот – сначала в прямом, а затем и в обратном направлении: до, ре, ми, фа, соль, фа, ми, ре, до…

Уже через несколько минут он почувствовал, как у него заболели запястья и верхняя часть кисти, но он терпел, опасаясь разозлить учителя, который тем временем делал какие-то пометки, не обращая на него ровным счетом никакого внимания; наконец преподаватель остановил мальчика, позволил передохнуть несколько секунд и дал новое задание. Амос хотел играть по-своему, как играл обычно на органе в родной деревне по окончании воскресной мессы, но, разумеется, делать это было нельзя, поэтому он строго следовал указаниям учителя.

Невзирая на то что особого желания учиться у него не было, Амос все же испытал определенный трепет, когда у него в первый раз получилось сыграть небольшое упражненьице по методу Бейера. Он сыграл десять раз подряд, мечтая о том, как однажды исполнит его перед своими родителями, а возможно, и перед друзьями из Ла Стерца, которые наверняка ни разу не видели фортепиано вблизи.

Однажды утром синьорина Джамприни объявила своим ученикам, что их ждет сюрприз. После перемены она достала из ящика футляры, в которых хранились флейты, и вручила каждому по одной. Потом она научила детей, как собирать их и как правильно держать в руках. Ученикам по классу фортепиано она посоветовала обратиться за помощью к маэстро Карлини и сказала, что надеется, что каждый сможет сыграть хоть что-нибудь, ведь у этого инструмента столь приятное звучание; а кроме того, уточнила она, это поможет им справиться с ленью.

Через пару дней Амос уже играл на своей флейте несколько простых мелодий, зарекомендовав себя в качестве одного из самых способных к занятиям музыкой учеников во всем колледже.

Он хранил флейту в ящике своей тумбочки и, ложась вечером в постель, доставал ее и принимался изучать, словно тревожась, что не до конца понял ее устройство. Этот инструмент необъяснимым образом очаровывал его, будто обладал какими-то волшебными свойствами. В тишине спальни играть, конечно, было нельзя, но он все равно брал флейту и изображал, будто играет на ней, до тех пор, пока не приходилось класть ее на место; после чего «Морфей забирал его в свои объятия», как говорили его бабушка и тетя.

Засыпая, Амос любил держать в руке и поглаживать какой-нибудь предмет – это словно помогало ему изгонять тоску по семье, которая была так далеко от него.

В тот период Амосу становилось все труднее засыпать: в спальне то и дело раздавались шепот и приглушенные голоса мальчишек, поверяющих друг другу свои секреты, рассказывающих истории, делящихся опытом и тайными помыслами. Изредка раздавался безуспешно сдерживаемый смех. Периодически с подозрительным видом заглядывал дежурный ассистент, который быстро хватал кого-нибудь, и на несколько минут комната погружалась в полную тишину.

Во время одного из таких ночных разговоров Амос узнал от своего соседа по спальне, мальчика постарше по имени Этторе, что детей вовсе не приносит аист, их не находят в капусте и они не появляются прямиком из живота матери.

Когда синьорина Джамприни со своей потрясающей интуицией стала вдруг беспокоиться о том, как бы чье-нибудь неправильное объяснение не нарушило невинности ее любимых учеников, она ввела в классе самые настоящие уроки сексуального воспитания.

Дойдя до объяснения шестой заповеди, учительница перевела разговор на сугубо научный аспект проблемы: рассказав в высшей мере деликатно и романтично о том, что такое близкие отношения между мужчиной и женщиной, она перешла к тому, как самый удачливый из сперматозоидов встречается с яйцеклеткой, как происходит оплодотворение, потом рассказала о хромосомах, их бесконечных вариациях, описала этапы созревания плода до самого рождения. Этим рассказом она вызвала невероятный энтузиазм и интерес у своих учеников. Прошло немало дней, прежде чем учительница убедилась, что полностью выполнила свой христианский долг, наголову разбив все грешные домыслы, царившие в головах детей, а убедившись, забыла об этой проблеме.