Думают... - Дэвид Лодж Страница 9

— Вам нравится? — внезапно спрашивает он, и она вздрагивает.

— О! Здравствуйте… Если бы они были подешевле, я бы, наверное, купила одну, оживить гостиную.

— Да, довольно живые полотна, — отвечает он, по-петушиному склонив голову и изучая картины. Пейзажи, написанные огненными акриловыми красками, которые редко, а возможно, и вовсе не встречаются в природе.

— Да, и довольно дешевые, но какие-то…

— Жутковатые, — подсказывает Ральф.

Она смеется:

— Боюсь, вы правы.

— Вы уже пообедали?

— Как раз иду в кафе.

— Идем вместе?

— Идем.

— Только не в кафе.

— Я предпочитаю легкий обед, — говорит она.

— Я тоже, но люблю комфорт, — говорит он.

Столовая на втором этаже обслуживается официантами, на столах скатерти и маленькие вазочки с пластмассовыми цветами. Они садятся у окна с видом на озеро. Хелен заказывает салат, Ральф — пасту, фирменное блюдо. Большую бутылку минеральной воды берут на двоих.

— Знаете, я собирался предложить вам выпить кофе утром в прошлое воскресенье, — говорит Ральф. — Я видел, как вы гуляли под дождем, и вид у вас был невеселый.

— А откуда вы меня увидели? — Кажется, ее неприятно удивила эта новость.

— Из окна кабинета. Вы проходили мимо центра, а я как раз смотрел в окно.

— А что же вы делали в кабинете воскресным утром?

— Да так, заканчивал кое-какую работенку… — туманно отвечает он. — Вышел на улицу поговорить с вами, но вы словно сквозь землю провалились.

— Правда? — Она, похоже, смутилась.

— Так куда же вы пропали?

— Зашла в часовню.

— Зачем?

— А зачем люди ходят в церковь по воскресеньям?

— Вы верующая? — В его тоне слышится разочарование.

— Я выросла в католической семье. Больше не верю, но…

— Ну и хорошо.

— Почему вы так считаете?

— С верующими невозможно вести разумную беседу. Наверное, поэтому мне даже не пришло в голову искать вас в часовне. Я сразу увидел в вас умного, рассудительного человека. Ну, так что же вы там делали, если не верите в бога?

— Я не могу слепо верить в такие вещи, как, например, непорочное зачатие, пресуществление, непогрешимость Папы и так далее. Но иногда мне кажется, что какая-то доля истины во всем этом есть. Точнее, надеюсь на это.

— Зачем?

— Иначе жизнь потеряет всякий смысл.

— А я так не думаю. Жизнь увлекательна, она приносит мне много радости.

— Везет же вам! Вы здоровы, материально обеспечены и добились успеха в работе.

— А вы разве нет?

— Ну, в какой-то степени да. Но есть миллионы других людей.

— Забудем о них сейчас. Лучше поговорим о вас. Чего вам не хватает в жизни? Зачем вам понадобилась религия?

— Не то чтобы она мне понадобилась. Я прожила без нее почти всю свою взрослую жизнь, но бывают моменты… Я потеряла мужа, около года назад.

— Да, я слышал.

Она замолкает на секунду, словно ожидая, что он добавит что-нибудь еще, «мне очень жаль», например, но он ничего не говорит.

— Это было так неожиданно. Аневризм в головном мозге. Нам было так хорошо… Мартина как раз повысили на работе, а мой последний роман получил премию. Мы мечтали потратить часть денег на отпуск. Изучали рекламные проспекты, как вдруг… — Она замолкает, явно расстроенная воспоминанием. Ральф Мессенджер терпеливо ждет. — Он потерял сознание. Впал в кому и умер в больнице на следующий день.

— Вам, конечно, тяжело, но для него это была легкая смерть.

— Как вы можете так говорить? — Она шокирована, рассержена и уже готова встать и уйти. — Ему было всего сорок четыре. Мог бы еще жить да жить!

— Кто знает? Через год он мог бы заболеть какой-нибудь мучительной болезнью.

— Но мог и не заболеть.

— Согласен, — уступает Ральф.

— Он мог бы прожить долгую и счастливую жизнь, создать множество блестящих радиоочерков, у него родились бы внуки, он мог бы объездить весь мир… да мало ли что еще!

— Но сейчас он об этом не знает. И у него не было времени об этом подумать перед смертью. Он умер с надеждой. Вот почему я говорю, что это была легкая смерть.

Официантка приносит еду, и они замолкают. У Хелен есть время успокоиться.

— Значит, вы считаете, что умереть — значит просто перестать существовать? — говорит Хелен, когда официантка уходит.

— Не совсем так. Атомы моего тела не разрушаются.

— Но ваша душа, ваше «я»?..

— Насколько я понимаю, все это — лишь обозначения определенных функций головного мозга. Как только мозг перестает работать, все исчезает.

— И вы не чувствуете безысходности от этой мысли?

— Нет, — говорит он весело, накручивая на вилку тонкие ленточки тальятелли. Почему я должен чувствовать безысходность? — Он запихивает в рот дымящуюся пасту и с аппетитом пережевывает.

— Получается, бессмысленно годами приобретать знания, накапливать опыт, стараться быть хорошим, стремиться к тому, чтобы из тебя хоть что-нибудь вышло, если потом, после смерти, ничего не останется? Все равно, что строить прекрасный замок из песка в полосе прилива.

— Это — единственное место на пляже, где можно построить замок, — говорит Ральф. — Я, например, надеюсь оставить свой след в истории когнитивной науки. Да и вы, наверное, надеетесь оставить след в литературе. Это и есть жизнь после смерти. Единственно возможная.

— Да, но число авторов, которых будут читать после их смерти, ничтожно мало. Большинство из нас обращается в прах как в буквальном, так и в переносном смысле. — Хелен отодвигает несколько листочков салата с коричневатыми стеблями на одну сторону тарелки и разрезает остальные.

— А что такое когнитивная наука?

— Систематическое изучение мозга, — отвечает Ральф. — Последний рубеж современной науки.

— Неужели?

— Физики уже изучили космос вдоль и поперек. Создание универсальной теории — вопрос времени. Открытие ДНК раз и навсегда изменило биологию. А сознание — самое большое белое пятно на карте человеческого знания. Вы знаете, что мы живем в Десятилетие Мозга?

— Нет. А кто это сказал?

— Кажется, президент Буш, — говорит Ральф. — Выступая перед учеными. Мозгом сейчас интересуются все: физики, эволюционные психологи, биологи, зоологи, невропатологи, математики…

— А вы кто по специальности?

— Я начинал как философ. Читал этику в Кембридже, защитил докторскую по философии разума. Потом проходил стажировку в Америке и увлекся компьютерами и ИИ.