В поисках праздника - Виталий Капустянский Страница 9

Воистину этот сказочный край никого не оставил равнодушным, но оставим поэтов, они на славу потрудились. Потому что пытливый читатель мог бы смело упрекнуть меня в том, что я разбавляю свое нудное повествование поэтическими жемчужинами, к которым я не имею ни какого отношения.

И так наша оккупантская нога ступила на спортивную площадку, младший брат Сизифа интересуется, как мне понравился спортивный городок, а я слушаю его и подтягиваюсь на турнике. Орфей хмельной рукой поднимает двадцатичетырехкилограммовую гирю, Геракл, широко улыбаясь, хлопает ладонью спортивного коня.

– Послушайте, очевидно, вы забыли, зачем мы здесь? Мы пришли сюда на о-зна-ко-мле-ни-ё, – отчеканил сердитый Женя.

– Е, – возразил Володя.

– Ё, ё, Володя, и, вообще, Андрей, брось гирю, когда с тобой говорит старший по званию, ознакомился, брось, чего к ней пристал, любите обижать маленьких, а теперь все, идем на площадку к этим, – сказал Женя и стал махать в стороны руками.

Мы медленно поднимаемся по гладкой бетонной лестнице, ритмичная музыка разносится по пустым рядам, остроконечные кипарисы, словно занавес, расплываются в стороны, открывая нашим ненасытным глазам танцующих девушек в разноцветных купальниках. Они вскидывают колени, делают шаги, размахивают руками, словно ужаленные нашими захватническими взглядами. И группа аэробики превращается, превращается в наш первый гарем, принадлежащий только нам, как и все южные красоты, в которые мы вошли и душой и телом, как сказал поэт. Увидев бледнолицых аргонавтов, девушки весело улыбаются, а наши ненасытные взгляды заставляют их гибкие тела извиваться еще больше, горячий заряд взаимных чувств приводит в замешательство неистового Орфея.

– Ну что, возьмем их всех! – восклицает Андрей, втянув голову в плечи и согнув руки в локтях, словно краб.

– Нет, мой бедный друг, мы пойдем дальше, – усмехается Женя, раздвинув руки, как Андрей.

Окрыленные, мы вновь выходим на широкую дорогу, из столовой спускаются сытые студентки, они одеты в мини-юбки, шорты и легкие, прозрачные накидки. Навстречу нам, играя бедрами, в купальниках, состоящих из цветных лоскутиков ткани, спускаются длинноногие студентки-мулатки, они широко улыбаются, обнажая белые зубы. Справа по бетонной лестнице быстрым, прыгучим шагом спускаются девушки с теннисными ракетками, у одной девушки так красиво взлетает грудь, что у некоторых аргонавтов прерывается на время дыхание. Мы поднимаемся по лестнице к домикам-полубочкам, наш Геракл знакомится с одной дискотечной звездой, у нее длинные распущенные волосы, лицо непокорной красавицы, вулканическая грудь и упругие бедра танцовщицы. Форсируя знакомство, он пытается ворваться к девушке в домик, но красивая, загорелая рука останавливает распаленного Геракла, и он покорно следует за нами. Переполненные первыми впечатленьями, мы шли по морскому побережью, блуждая мечтательными взглядами по яркому горизонту. Возвращаясь на отдаленную стоянку, у некоторых аргонавтов возникали соображения изменить позицию лагеря и поселиться ближе к очаровательным амазонкам. Что можно сказать о пляжах, они были везде одинаковые, словно клавиши пианино, бетонные пирсы на расстоянии сорока метров друг от друга, устремлялись в море, на песчаном берегу стояли деревянные топчаны, скрытые ребристой крышей навеса. Впрочем, был и еще один пляж, нудистский, но об этом попозже. Поужинав, я улегся на свое диктаторское ложе, а отряд воинов во главе с Гераклом готовился к вечерней вылазке. Саша тщательно расчесывал пышную челку, а я мысленно облачал его в разные золотые латы. Наш беспокойный воин Орфей, жалуясь на лишения и тяготы нашей праздной службы, решил остаться со своим дорогим диктатором. В десять часов вечера, когда море загадочно потемнело, Геракл, приложив мускулистую руку к груди, неожиданно вскинул ее вверх и гордой поступью зашагал с горы, увлекая за собой отряд горячих добровольцев. В лагере «МЭИ» проходил конкурс «Мисс Алушта», из мощных колонок вперемешку с музыкой вылетали имена участниц, которые морской ветер разносил по побережью. Мой взгляд плыл по потемневшему горизонту моря и возвращался, перебирая огоньки дальних берегов, и снова уносился за горизонт, не знаю почему, но я мучительно пытался охватить все море. Вокруг нашего лагеря, словно по взмаху невидимой дирижерской палочки, запел хор цикад, и я подумал о том, как мне придется засыпать под назойливые, колыбельные песни. Теплая усталость гудела в моих мышцах, и все же я был рад и представлял свои новые приключения по южному краю. Кипарисы в лагере «Днепрорамзэс» вспыхивали то красным, то синим светом, оглушительные ритмы диско сливались со звонкими голосами юных девиц. И все же «МЭИ» стрелял мощней из звуковых диско-орудий, откровенно объявляя в паузах объемы загорелых красавиц. В мое морское мечтание временами вклинивался Орфей, он ходил на одном месте и протоптал бы, наверное, целый ров, который надежно бы защитил мое диктаторское ложе. Но этого не случилось, а жаль, каждый раз, когда сообщались данные девушек, Орфей замирал, словно алуштинский богомол.

– Виктор, я больше не могу. Сногсшибательные объемы, надо идти, надо идти, надо идти, – говорил он, теребя кончики красной ленты, туго стянувшей распущенные волосы.

– Не волнуйся, наш лагерь под надежной защитой. Иди и утоли свой голод, мой верный друг.

Счастливый Орфей, словно позаимствовав у доброго Тесея летучие сандалии, быстро улетел с нашей горы на всех парусах, ему вслед смеялся гомерическим смехом Семеныч. А я продолжал мечтать, вглядываясь в темносиние краски моря. Там, где оканчивался пустой пляж, бетонная дорожка полумесяцем обходила лагерь юных сердец, скрываясь за темными кронами вспыхивающих разным светом кипарисов. И, словно мыс Доброй Надежды, она была окончанием пляжной панорамы, на подмостках которой останавливался блуждающий взгляд.

Так вот, когда мое изнуренное походом тело прошло все стадии восстановления, мой зоркий глаз застыл, прикованный к мысу Доброй Надежды. Усаживаясь на ложе, как в гнезде, и опираясь на согнутые в локтях руки, я, словно орел, цепко следил за девичьей фигурой. А моя незнакомка, ни о чем не подозревая, облокотившись на металлический бортик, наклонив голову с распущенными волосами, смотрела в море. И я мгновенно почувствовал, что моей девушке очень одиноко в глубине вспыхивающих кипарисов. О, драгоценнейший мой читатель, все это время я плыл по волнам своих мечтаний и, нудно повествуя, ждал этой сцены, чтобы блистательно сыграть свою роль. Как прекрасен нетронутый девичий рай, к сожалению, в который мы входим не всегда с благими намереньями. Я долго наблюдал за ней, боясь, что она уйдет, но юная дева лишь меняла опорную, соблазнительную ногу и продолжала тонуть взглядом в море. И все же я никак не мог решиться, чтобы оставить диктаторское ложе и полететь к задумчивой деве, как царь Соломон к возлюбленной Соломите. Выдержав еще волнительную паузу, я понял, что мыс Доброй Надежды надолго приковал ее, как пушкинскую деву с черепком. И, верная мысу, она начинала нравиться мне еще больше, и время, которое так медленно ползло вместе со мной, вдруг стремительно понеслось с горы.