Последний бой майора Петтигрю - Хелен Саймонсон Страница 9

В общем и целом Грейс представляла из себя вполне приятную и умную женщину. Она хорошо разбиралась в розах и в местной истории. Как-то раз майор застал ее в церкви, где она изучала записи о бракосочетаниях XVII века, и у них состоялась очень приятная беседа. На ней были белые нитяные перчатки, защищающие страницы от грязи, и она не обращала внимания на мягкую пыль, садившуюся на ее собственную одежду.

— Взгляните, — сказала она, поднося увеличительное стекло к выцветшим каракулям давно почившего викария. — Здесь говорится: «Марк Солсбери женился на Даниеле де Жюльен, уроженке Ла-Рошели». Это первое упоминание о гугенотах в нашей деревне.

Майор еще с полчаса понаблюдал, как Грейс благоговейно изучает записи давно ушедших лет в поисках ключей, которые помогли бы прояснить запутанные родословные местных семей. Он предложил ей взять почитать историю Сассекса — но у нее уже имелось именно это издание. Кроме того, у нее было еще несколько старинных книг, и майор в итоге сам взял их почитать. Потом он некоторое время подумывал продолжить дружбу. Но как только обо всем прознали Дейзи и Альма, они тут же принялись путаться под ногами. После жеманных перешептываний они снарядили Грейс на ланч с майором — ее накрасили и втиснули в уродливое шелковое платье. Вся в ленточках и рюшах, она напоминала жареного поросенка. Видимо, голову Грейс набили ценными советами, так как на протяжении всей трапезы она не делала ни единой попытки хоть как-то спасти умирающий разговор, полностью сосредоточившись на зеленом салате (без заправки) и рыбе. Майор жевал пирог с почками и стейк, напоминавший ботинок, и посматривал на стрелки часов, которые едва ползли по циферблату. Он попрощался с ней со смесью облегчения и сожаления.

Сегодня Грейс оставили с майором в гостиной, и она шелестела что-то о погоде, пока Дейзи и Альма на кухне звякали чашками, гремели подносом и во весь голос с ним переговаривались. Увидев, как Грейс обводит взглядом гостиную, он понял, что в доме и в нем самом ищут признаки запустения и упадка. Майор нетерпеливо ерзал в кресле, пока не принесли чай.

— Что может быть лучше хорошей чашечки чаю из настоящего фарфорового чайника! — заявила Дейзи, передавая ему его чашку и молочник. — Печенье?

— Благодарю, — сказал майор.

Они принесли с собой большую жестянку самого лучшего печенья. На крышке жестянки красовались домики под соломенными крышами, а сами печенья имели подобающе аппетитный вид: они были начинены помадкой, сбрызнуты пастельной глазурью или завернуты в разноцветную фольгу. Майор заподозрил, что выбирала их Альма. В отличие от своего мужа, гордившегося своим ист-эндовским прошлым, Альма изо всех сил пыталась забыть свое лондонское происхождение, но порой выдавала себя пристрастием к броскому шику. К тому же она любила сладкое со страстью человека, который в детстве жил впроголодь. Остальные дамы, подозревал майор, просто скрывали свои пристрастия. Он выбрал песочное печенье без украшений и откусил кусочек. Леди устроились в кресле поудобнее, сочувственно улыбаясь, словно наблюдали, как умирающий кот лакает молоко. Было нелегко жевать под их пристальными взглядами, и он сделал большой глоток чая, чтобы пропихнуть печенье внутрь. Слабый чай пах бумагой. Майор был ошарашен тем, что они принесли с собой чайные пакетики.

— Ваш брат был старше вас? — спросила Грейс, наклонившись вперед. Ее глаза сочувственно расширились.

— Нет. Моложе, на два года.

Последовала пауза.

— Он долго болел? — спросила они с надеждой.

— Нет, смерть была внезапной.

— Очень, очень вам сочувствую.

Она нервно теребила брошку из зеленого камня, прикрепленную к высокому воротничку блузки. Взгляд ее был устремлен в пол, как будто она надеялась обнаружить тему для беседы в геометрическом узоре линялого бухарского ковра. Две другие дамы деловито отхлебнули чай, и в воздухе так и повеяло желанием сменить тему. Грейс, однако, не сумела этого сделать.

— Его семья была с ним у смертного ложа? — в отчаянии спросила она.

Майора так и подмывало ответить, что Берти умер в одиночестве и его нашла уборщица несколько недель спустя. Хорошо было бы прикончить эту вялую беседу с особой жестокостью. Но в то же время он осознавал, что две дамы напротив наблюдают за муками Грейс и ничего не предпринимают.

— Насколько я понял, его жена поехала с ним в больницу, и его дочери удалось побыть с ним несколько минут, — сказал он.

— Это чудесно.

— Чудесно, — согласилась Дейзи и улыбнулась майору, словно разрешая ему больше не печалиться.

— Как приятно, должно быть, вам сознавать, что он скончался в кругу семьи, — добавила Альма и откусила большой кусок шоколадного печенья. Ноздри майора учуяли слабый химический аромат апельсина. Ему хотелось ответить, что ему позвонили только когда все уже было позади, что он не успел попрощаться со своим младшим братом и от этого еще больнее. Ему хотелось выпалить все это — но язык вдруг стал слишком толстым и отказался ворочаться.

— И конечно, с ним была милость Господня, — сказала Дейзи неловко, словно речь шла о чем-то не вполне приличном.

— Аминь, — прошептала Альма и взяла себе печенье с кремом.

— Большое вам спасибо, что пришли, — сказал майор. Теперь, когда дамы уходили, он был настроен куда более великодушно.

— Мы скоро придем снова, — пообещала Дейзи.

— Как хорошо, что Дева Клери все еще цветет, — добавила Грейс, касаясь стебля белой столистной розы.

Она проскользнула в калитку вслед за подругами, и майор пожалел, что тема роз не всплыла раньше. Беседа могла выйти куда приятнее. Конечно, их вины тут не было, они просто следовали общепринятым традициям. Им приходилось говорить тогда, когда бывали бессильны лучшие из поэтов. Возможно, они искренне ему сочувствовали. Наверное, он напрасно был так груб.

К удивлению майора, горе сегодня было сильнее, чем в предыдущие несколько дней. Он успел забыть, что страдание не затихает по прямой или медленно угасающей кривой из школьных учебников алгебры. Напротив, его тело представлялось ему компостной ямой, в которой встречались и плотные комья грязи, и острые шипы, коловшие его в самые неожиданные моменты. Если бы миссис Али заглянула к нему — тут майор вновь с легкой обидой подумал, что она этого так и не сделала, — она поняла бы его. Миссис Али позволила бы ему говорить о Берти — не о мертвом теле, разжижающемся в земле, а о живом Берти.

Майор вышел в опустевший сад, подставил лицо солнцу. Он закрыл глаза и медленно дышал, пытаясь не думать о Берти, лежащем в земле, о холодной зеленой плоти, превращающейся в студень. Он скрестил на груди руки и пытался не всхлипывать вслух, оплакивая Берти, себя самого и тот печальный конец, который уготовила им судьба.

Солнечное тепло взбодрило его, а крохотный бурый зяблик, раскачивавший листья ясеня, казалось, порицал подобные мрачные настроения. Майор открыл глаза и решил, что небольшая прогулка по деревне пойдет ему на пользу. Можно зайти в магазин и купить чаю. Весьма благородно с его стороны будет нанести визит и предоставить миссис Али возможность извиниться за то, что не навестила его.