Огненная река - О Чонхи Страница 9

— Включите, пожалуйста, свет. Темно, ничего не видно.

Мужчина говорил, будто приказывал, рубя каждый слог, и вынул из кармана руку. Я вдруг представила себе пистолет или нож в его руке и, вздрогнув от испуга, отступила на шаг. Но он вынул из кармана всего лишь руку с короткими пальцами без первых фаланг.

— Дома никого нет?

— Кроме бабушки никого.

Я заикалась. Дверь не надо было закрывать, порыв ветра с громким звуком захлопнул её за спиной мужчины. Теперь на крыльце было совсем темно, лишь один преломленный луч в форме буквы «Г» проникал в щель. Я пошарила на стене и зажгла свет в передней.

— Идите, скажите, что я приехал.

Мужчина наклонился и рукой с короткими пальцами стал умело развязывать шнурки кроссовок. Хотя обувь была мокрой и вся в песке, она выглядела совсем новой.

— Скажите же, что я приехал.

Мужчина, всё ещё согнувшийся, поднял на меня глаза. Я сложила руки на груди и рассеянно стояла, сжимая замерзающие пальцы ног. Он снял обувь и ступил на деревянный пол комнаты.

— Отчего же вы стоите?

Но, не дав мне войти в комнату, опять сказал.

— Ну, ладно, не надо. Я сам войду.

Он отворил дверь и прошел через прихожую прямо в главную комнату дома. Я вошла за ним следом, стараясь угадать, какая связь существует между мужчиной, перешагнувшим средний возраст, и старухой.

Старуха не любит свет, к тому же птица начинает щебетать при свете, поэтому по вечерам я включаю лампу с колпаком и ставлю её как можно дальше от её изголовья, до предела опустив колпак. Поэтому в комнате было темно.

Мужчина широко открытыми глазами смотрел на слабый свет в нескольких шагах впереди себя. Я подумала, что он сейчас опустится перед кроватью на колени. Он смотрел на лежащую старуху, но, казалось, ничего не видел. Я подвинула лампу ближе к изголовью, чтобы мужчине хорошо было видно лицо старухи. Оно, в свете лампы, выглядело ещё более распухшим, чем днем. Я прошептала на ухо старухе:

— Бабушка, к вам приехал гость.

Старуха лежала с ясными открытыми глазами. По-видимому, она давно не спала. Она хмурила брови на опухшем лице. Тень мужчины качалась, отбрасывая длинный силуэт на стене. Старуха отвернулась. На её лице читался страх, как у испуганного ребёнка.

— Кажется, она не понимает, кто я.

— Нет, она всё понимает.

Я подняла колпак лампы и сделала ему знак подойти. Мужчина покачал головой:

— Не стоит. Бесполезно.

Он не двигался с места. И выглядел очень уставшим, на его лице были спокойствие и рассеянность, вверяющие себя этой усталости.

Я внимательно вгляделась в его лицо, припоминая лица на фотографиях на стене. Эти лица были непривычны моему глазу и по-прежнему улыбались пожелтевшими улыбками в рамке, засиженной мухами, как призраки прошлого одной семьи. В кленовых листьях и в листьях гинкго, в пляшущих вкривь и вкось надписях «на память о далёком прошлом».

Я придвинула кресло с подлокотниками к кровати и предложила мужчине сесть. Он тяжело опустился. Я принесла с террасы стул и села у окна. Растаявший снег стекал со лба на брови, от этого его лицо выглядело гладким и блестящим.

«Кто вы? Где остальные?» — спросил он.

— Как видите, здесь только я и бабушка.

Наши взгляды сошлись на рамке на стене. Но он тут же сделал вид, будто она его не интересует, и спросил, кем я прихожусь старухе.

— Я здесь просто для того, чтобы ухаживать за ней.

Он подошёл к кровати и посмотрел на старуху. Она, почувствовав его взгляд, отвернулась. Мужчина покачал головой с таким выражением, будто попал в беду.

— Простите, а какое отношение вы имеете к бабушке? Родственник?

Мужчина опять сел.

— Как давно вы живёте в этом доме?

— Почти месяц. Но, кажется, бабушка живёт в этом доме довольно давно.

Кот, испугавшийся визита незнакомца, ни на минуту не отходил от моих ног.

— Вы имеете отношение к её семье?

Мужчина помотал головой в ответ на мой вопрос.

— Сначала я так думал, но, сейчас, пожалуй, нет.

С сумки, лежащей у кресла, на котором он сидел, стекали капли — кап-кап. Я подумала: «Какой-то он неаккуратный».

— Вы сюда приехали по каким-то делам?

— Нет, в этом доме я жил пятнадцать лет назад. Кажется, хозяйка сменилась. Дорога и район так преобразились, что я еле нашел этот дом. Даже гору разрушили. Мне и в голову не могло прийти, что здесь появится автострада.

Я всё ещё не понимала, что он хочет сказать, только могла догадываться, что к старухе он не имеет никакого отношения. Я молча пододвинула лампу и повернула так, чтобы свет падал на мужчину. Он вздрогнул, показывая, что свет ему неприятен, но не закрыл лицо рукой и не отвернулся. Он только часто моргал и щурился.

Лампа высвечивала очень худое бледное лицо пожилого человека. И хотя на этом каменном, как маска, лице, были видны старость и усталость, которые не скроешь, на нём нельзя было прочесть следов сильных переживаний.

Я почувствовала холод в спине. Это не только потому, что он принёс холодный воздух с улицы, когда вошёл. В комнате становилось холодно. Я открыла крышку печки, достала угольный брикет, который хорошо прогорел, заменила его новым и поставила чайник.

По лбу мужчины стекали капли, наверное, это было ему неприятно, и он снял шапку. Голова оказалась чисто выбритой.

Он заметил мой взгляд и сказал, погладив себя ладонью по затылку:

— Сегодня рано утром я вышел из тюрьмы. Я пробыл там ровно пятнадцать лет.

Не реагируя на это, я встала и поправила лампу, чтобы свет не мешал старухе. Потихоньку включила радио, взяла нитки и стала сматывать их.

— Вам помочь?

— Нет, не стоит.

Искоса поглядывая на короткие пальцы мужчины, я подтянула к себе колени и зажала между ними моток ниток.

— Там я работал токарем. Конечно, до того, как лишился пальцев. Потом я занимался другим делом.

Мужчина хрипло засмеялся.

— Уже несколько лет я не имел связи с семьёй. Но я думал, что они всё ещё живут здесь. Мать, жена и дети. Мать была почти ровесницей этой старухе. В голову даже не приходила мысль, что тут будет хозяйничать кто-то другой. Моё заблуждение понятно, я жил, огражденный от мира забором.

Мне показалось, что мужчина так быстро не уйдёт. Удобно вытянув ноги, он говорил как бы нехотя, цедя по одному предложению.

Старуха легко хлопнула два раза по кровати. Я аккуратно положила моток так, чтобы нитки не запутались, принесла из ванной горшок и подложила его под зад старухи, закрывая её от взгляда мужчины. Старуха только стонала, но не писала.