Толмач - Михаил Гиголашвили Страница 9

– Да и я был не худ – в дороге отощал. Полгода в бегах, не шутка. Как личность получил излишне много травм души и тела.

Дальше выяснилось, что последние семь лет он служил в Ставрополе, откуда иногда приходилось сопровождать колонны с грузами в Чечню:

– Головной-то мозг всей заварухи – в Ростове. Там и штаб, и трибунал, и бухгалтерия, и морг с крематорием, нате-пожалуйста. А у нас в Ставрополе только хавка-обувка, сгущенка-тушенка и подобная дребедень. Но я лично с оружием дела не имел, все больше по пище. Эх, знать бы наперед, где споткнешься… Перевелся бы куда-нибудь. Вот в Заполярье звали. Думал, холодно будет там слишком, да на юге так припекло, что все бросить и бежать без оглядки, как альбиносному волку, пришлось. Жизнь перелобанила.

Потом он обстоятельно рассказал о том злосчастном дне, когда его послали сопровождать две цистерны с горючим в Грозный. Лунгарь сидел в кабине первого бензовоза, во второй машине был только шофер-солдат Мозолюк. Ехали под прикрытием БТР, в котором были три солдата и лейтенант Николай, родственник Лунгаря по жене. БТР шел впереди. Ночью, где-то в Чечне, на дороге вдруг появились бандиты, человек пятнадцать, в черных намордниках и маскхалатах. Они протянули «ежа» через шоссе. БТР шел впереди и «ежа» даже не заметил, переехал, а бензовозам пришлось остановиться.

– Кто были эти бандиты? Чеченцы? – невзначай поинтересовался Тилле.

– Кто их знает?.. Сейчас же все на чеченов валят. Где что не так – всё горцы злые. Темно было, ночь. Приказывал один бардадым с гранатометом, другие молчали, только автоматы стволистые на бензовозы понаставили. Стрельнут – и пиши пропало!..

Главарь с гранатометом приказал оружие бросать и выходить. Лунгарь по рации передал в БТР, чтоб оружие не применяли, а то бандюги под прицелом бензовозы держат, за пару сотен литров гореть неохота. Туда-сюда, уговорил он Николая сдать оружие и выйти из БТР. Бандюги никого не тронули, только БТР подожгли, сели в бензовозы и укатили. А они побрели пешей гурьбой в Грозный, где явились в комендатуру и всё рассказали:

– Что тут началось!.. Шум, визг, вой собачий!.. Всякие оскорбления личности и тела!.. «Суки-бляди-твари-сволочи, с врагом сотрудничаете, бензин загнали, деньги взяли, оружие продали, достоинство замарали, совесть блядством запятнали, доблесть заговняли, честь в грязи изваляли!..» Избили, как водится, до полусмерти, всё больше телефонным справочником по человеческой голове, мозги всмятку пошли… Звери в формах! Как же я не козел опущения?

Тут я прервал его, решив уточнить:

– Андрей, вы уже второй раз говорите «козел опущения». Что вы имеете в виду? Одно – это библейский козел отпущения, которого камнями забивали в пустыне за свои грехи, ну, а другое – это тот, которого… это самое… ну, вы понимаете… опустили…

Лунгарь замер:

– Понимаю. Нет, такого не было. Да кому я нужен, об меня мараться?.. А что, это не камни, когда по башке книгой бьют и стаканы об морду разбивают?.. А морально – да, конечно, еще как отчпокали!.. Паспорта и военбилеты отобрали и под конвоем в Ставрополь отправили, а там уже лютые звери из ФСБ поджидали, даже какой-то генерал самочинно явился. Толстый и жирный, как тюлень, и такой же моржовый… А чего ему не толстеть? На кормлении сидит, на питание получает, остальное со складов ворует… Генерал в России – это же не звание, а счастье пожизненное, – Лунгарь начал впадать в философию (глаза загорелись, волосы взъерошились сами собой), но я попросил его не отвлекаться. – Пришел генерал, посмотрел на нас со злым укором, рюмки три коньяка выпил, в лицо нам, изменникам, плюнул и ушел, а его шестерки поганые опять измолотили до упаду пульса и в наручниках в карцер на ночь куковать бросили. А человек в наручниках – уже не человек, а колода безгласная, насекомая. Мне пять лет вытанцовывалось, а Николаю как офицеру – и все восемь. Солдатиков три дня на губе продержали и выпустили, только Мозолюку 15 суток добавили за разговоры. А на нас с Николаем дело открыли и в трибунал передали.

– Позвольте, но это же нелогично – если бы вы действительно сотрудничали с чеченцами, то зачем вам было самим являться в комендатуру? – остановил его Тилле. – Подумайте, какой смысл? Ведь нелогично? Неужели ваше командование этого не понимало?..

Лунгарь замер, переспросил у меня:

– Он чего, по серьезке спрашивает?.. Понимать-то оно все понимало, чтоб ему пусто было, ни дна, ни покрышки, но виновных же найти надо, кто-то за все отвечать должен?.. Вот мы и оказались виновными! Как там про стрелочника?.. Гайку отвинтил – и все, под суд! Такой гайкозаворот! А что делать было?.. Перестрелку начинать?.. Героев играть?.. Рембов?.. Да ведь никто спасибо не скажет. Николай с тремя салагами, я, божья коровка, и солдаты-шоферишки, которые и оружия-то толком не нюхали!.. Так взорвали бы бензовозы – и все. Бандюганам что – вошли в лес и пропали, а тут гори за милую душу, как Зоя Космодемьянская!.. На хер нужно – скажем дружно!.. Каждая тварь и каждая травинка имеет право на живую жизнь, а хомо человекус – и подавно! – добавил он патетически.

Тилле пожал плечами:

– Конечно. Дальше.

В Ставрополе сидели в военном КПЗ. На третий день дело так поворачиваться стало, что ему, Лунгарю, тоже восьмерик грозит: следствие показало, что это именно он вынудил Николая сдать оружие и без боя лапки поднять. И тогда решил Лунгарь бежать за границу, ибо в России обязательно найдут. Подговорил Николая драку затеять, когда в туалет поведут. А когда вышли и драку затеяли, то и сбежал через стену, пока Николай от солдат отбивался.

– Из военной тюрьмы можно так легко убежать? – усомнился Тилле.

– А это не настоящая тюрьма, это камеры при комендатуре, прямо в городе.

– Опишите подробнее, как это произошло.

Лунгарь нарисовал схему двора, стену, закоулки и вахту:

– Тут вахта, там стена невысокая, если солдаты не мешают, то можно на крышу туалета залезть, а оттуда на стену. На стене проволока есть, но ток в ней отключен, ради экономии, о чем мне еще раньше известно стало от бухого ночного конвоя. Вот и вышел такой шайбонаворот, убег.

– Хорошо. Но почему этот Николай тоже не сбежал? Почему вам помог, а сам остался? – пытался понять Тилле.

Лунгарь на секунду замер, почесал в бороденке:

– А он не хотел из России уходить, патриот хренов! Родные берега его держат, к березкам мертвой петлей привязан. Знаете, болезнь такая есть – патриотит? Вот он ею болен. Это наша, чисто русская болезнь. Мысли у нас в голове копучие, ползучие, вязкие, ощупывают всё вокруг: это не наше, это прочь, а это наше, давай сюда его! Вот и он такой экземпляр. И штрафбата не боялся, побывал там уже когда-то. Ему, кстати, пять лет лично дали и еще год за мой побег присовокупили. Всего, значит, шесть. Можете проверить: Николай Кравцов, осужден в ноябре прошлого года, сидит где-то в Коми.

Тилле что-то отметил у себя на листе:

– А вы откуда знаете, что он осужден и где он сидит?

– Жене позвонил из Турции, она сказала.