Белоснежка - Дональд Бартельми Страница 9

Боюсь, я ей не очень-то по вкусу

Ах ах ах ах ах

Я как-то не собьюсь с пути в своем одиноком жилище

Ах ах ах ах ах

Эмили Дикинсон, на что ты меня покинула

Ах ах ах ах ах

Эмили Дикинсон, разве ты не знаешь, что мы бы могли

Ах ах ах ах

– Привет, Хого.

– Привет, ребятки.

– Слово за тобой, Хого.

– Ну что ж, ребятки, для начала я хотел бы сделать несколько гнусных замечаний в более-менее произвольном порядке – не только потому, что от меня этого ждут, но и потому, что мне нравится. Одно сводится к тому, что эта ваша манда тут, пусть я и не видел ее своими глазами, скорее всего не стоит беспокойства. Прошу прощения, если наступаю в этом вопросе на вашу мозоль. Господь свидетель, я ценю красоту женских движений, да кто из мужчин ее не ценит, ну скажем, когда женщины сидят на переднем сиденье машины в бикини и перед тем, как выйти наружу, вроде как ввинчиваются в уличный прикид или когда дверца открыта, но они еще не вышли из машины; и если вам случится смотреть из окна дома у самой обочины, или вы можете передвинуть свое окно к самой обочине, иногда такую видно в полном неглиже по жаркой погоде, а потом как она, как я говорил, «ввинчивается» и вроде как надергивает юбку на бедра, а затем встряхивает головой, чтобы волосы легли, как надо, и все такое прочее. И лучше этого, по моему мнению, не бывает ничего и лучше вообще ничего не придумать и не сказать, ибо если что и стоит в мире ломаного гроша, так это женская красота, ну и, может, некоторые виды еды, да еще музыка – самая разная, особенно так называемая «дешевка», вроде той, которую для уличных шествий предоставляет, например, Оркестр Босяков им. св. Пуласки-ст. из Оринджа, штат Нью-Джерси, способный в правильном свете довести вас до слез, когда от всей души рассказывает вам о вашей стране, и какая это прекрасная страна, и что она, эта наша страна, по взаправде ваша страна, и моя страна – от этого прозрения, пробужденного в мозгу марширующей группой оркестрантов, мурашки по коже. Но я отвлекся. Я хотел отметить главное: мир этот полон манд, они растут, подобно двустворчатым ракушкам, во всех уголках земного шара, манды бесчисленны, как устрицы или мидии, зарывающиеся в ил всех заливов мира. Суть в том, что потерю любой из них нельзя расценивать всерьез. Она с вами, пока вы ей не осточертеете, а вы с ней, пока вам не осточертеет она. Таковы факты за туманом всей этой липкой размазни, коей принято затуманивать эти факты. А теперь задумайтесь, прошу вас, обо всех женщинах, чей миг великолепия позади. Они впадают в депрессию. Заходит к ним священник и велит обратиться к радостям духовным и говорит им, что радости духовные куда долговечнее преходящих радостей плоти и все такое. И он совершенно прав, они и впрямь долговечнее, только вот к чему нам эта долговечность? Душераздирающая мучительность этой коллизии ничуть не смягчается тем обстоятельством, что каждый о ней догадывается, пусть и смутно. Распад материального вместилища есть главнейшая из наших тем, и если мы каждые четыре-пять лет непременно меняем девушек, то как раз из-за этого распада, с которым я не примирюсь никогда, до конца своих дней. Именно поэтому я все смотрю и смотрю в окно, именно поэтому все мы все смотрим и смотрим в окно, желая увидеть, что там происходит, что новенького выбросили к нам на берег волны моря житейского. Ибо всегда что-нибудь да выбрасывается на этот берег, вызревают новые девушки, и вы всегда можете обзавестись одной, если, конечно, готовы закрыть глаза на некоторые слабости по части мыслей и чувств. Но если вам так уж позарез нужны мысли и чувства, всегда можно прочитать книгу, или сходить в кино, или произнести внутренний монолог. Кроме того, повсеместность грамотности приводит к тому, что все чаще попадаются девушки, также обладающие, до известной степени, мыслями и чувствами, а кое-кто может даже принадлежать к Королевскому Филологическому Обществу или еще чему или же просто иметь собственные «интересы», которые следует уважать, им следует угождать и о них следует рассуждать, как будто вам не по фигу вся эта ихняя блажь. Но, разумеется, мы можем быть особенными, вероятно, вас это искренне интересует. Такое бывает. Но я вот что хочу подчеркнуть: не забывайте о многообразии, а об уникальности забудьте. Земля широкая и плоская, высокая и глубокая. И не забывайте, что сказал Фрейд.

ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ЦЕННОСТЬ ЭРОТИЧЕСКИХ ПОТРЕБНОСТЕЙ НЕИЗБЕЖНО ПАДАЕТ, КАК ТОЛЬКО УДОВЛЕТВОРЕНИЕ СТАНОВИТСЯ ЛЕГКОДОСТУПНЫМ.

ДЛЯ ТОГО ЧТОБЫ ПРИЛИВ ЛИБИДО ДОСТИГ СВОЕГО АПОГЕЯ, НЕОБХОДИМО КАКОЕ-ЛИБО ПРЕПЯТСТВИЕ;

ВО ВСЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ПЕРИОДЫ, КОГДА ЕСТЕСТВЕННЫХ БАРЬЕРОВ НЕДОСТАВАЛО, ЛЮДИ ВОЗДВИГАЛИ ИСКУССТВЕННЫЕ.

«Какой принц? – размышляла Белоснежка за чисткой зубов. – Кто из принцев придет? Будет это принц Андрей? Принц Игорь? Принц Альф? Принц Альфонсо? Принц Малькольм? Принц Дональбейн? Принц Фернандо? Принц Зигфрид? Принц Филипп? Принц Альберт? Принц Пол? Принц Акихито? Принц Рейнир? Принц Порус? Принц Мышкин? Принц Руперт? Принц Перикл? Принц Карл? Принц Кларенс? Принц Георг? Принц Хэл? Принц Джон? Принц Мамиллий? Принц Флоризель? Принц Кропоткин? Принц Хамфри? Принц Чарли? Принц Матчабелли? Принц Эскаль? Принц Отважный? Принц Фортинбрас? – Тут Белоснежка вернулась на землю. – Потрясно, конечно же, предвкушать пришествие принца – ждать и знать, что ты ждешь принца, под завязку набитого благородством, – но все равно это ожидание, а ожидание как форма существования представляет собой, как заметил Брак, форму безрадостную. Лучше б я сотней других вещей занялась. Хоть убейте меня, если я позволю ему, этому ожиданию, приземлить мои возвышенные предвкушения, танцующие под потолком спальни, как презервативы, надутые подъемным газом. Интересно, будет ли у него «габсбургская губа»?»

Пол принимал позы у забора. Он направлялся в обитель. Но сперва он принимал позы у забора. Забор был весь покрыт птицами. У них проблема во многом была парадигмой нашей проблемы, а именно – «улететь». «Неотразимое очарование поз, которые я принимаю перед этим забором, – говорил себе Пол, – быстро наведет кого-нибудь на мысль открыть меня. Тогда мне не придется уходить в монастырь. Тогда я смогу попасть на телевидение или еще куда, а не уходить в монастырь. Хотя нельзя не признать: что-то неудержимо тянет меня в эту обитель, расположенную в удаленном уголке Западной Невады». Худощавый, великодушный Пол! «Если бы я родился задолго до 1900 года, я мог бы скакать бок о бок с Першингом против Панчо Вильи. Или мог бы скакать бок о бок с Панчо Вильей против латифундистов и продажных правительственных чиновников того времени. И в том и в другом случае у меня была бы лошадь. Молодым людям второй половины двадцатого века представляется слишком уж мало возможностей иметь персональную лошадь. Удивительно, что мы, американская молодежь, вообще еще способны дать шенкелей… Конечно, эти самые «лошади» еще имеются под капотами «бьюиков» и «понтиаков» – именно их предпочитает такое множество моих соотечественников. Но эти «лошади» не для меня. Они крадут загар моих щек и худощавость моих рук и ног. Том Ли или Пит Хёрд никогда не нарисуют меня стоящим у этого забора, если я усядусь в «эльдорадо», «старфайр», «ривьеру» или «мустанг», сколь привлекательно бы ни изогнули металл».