Фронтмен - Владимир Ераносян Страница 9

О чем это он? Его излияния выглядели сумбуром, в коем я не хотел искать логики. А вот детальные приготовления к церемонии бракосочетания велись со знанием дела. Сперва он приказал доставить в замок сотрудника ЗАГСа и попа для венчания. Потом вызвал по телефону еще пару клерков, включая нотариуса. Из торта именинницы он повелел выковырять свечи, с тем, чтобы кондитерское изделие приобрело свадебный характер. Музыкантам поступил заказ на вальс Мендельсона. Я на удачу попросил доставить в замок в качестве свидетеля моего названного брата бывшего морпеха Валико, но в моей нижайшей просьбе мне в грубой форме было отказано. Зато мне позволили стоять рядом со своей невестой и гладить ее волосы, что пришлось мне по вкусу. В тот момент я уже сообразил, что меня никто не собирается убивать. При стольких свидетелях ва-банк не пошел бы даже Вадик Гараев. А вот насчет отказа устроителей вечеринки от исполнения затеи с массовым изнасилованием моей внезапной невесты я пока сомневался. Мне бы не хотелось, чтобы право первой брачной ночи досталось кому бы то ни было, кроме меня — законного супруга порвавшей с самой древнейшей профессией, а сегодня переставшей быть и содержанкой, многострадальной королеве самопровозглашенной Оляндии.

Не прошло и часа, как подготовка к свадьбе переросла в ее проведение. Мы стояли перед сотрудницей ЗАГСа, разделенные Вадиком, он держал нас за руки, как отец родной, утвердительно ответив за молодоженов на вопросы "Согласны ли Вы взять замуж…" и "Согласны ли Вы стать женой…" Мы поочередно скрепили священные семейные узы своими добровольными подписями и обменялись алюминиевыми кольцами, которые наверняка ничего не стоили Вадику. Батюшка отслужил молебен, осветив брак благословением небес и водрузив на наши головы по всей видимости тоже алюминиевые короны. Нам несправедливо не дали поцеловаться. Карлики в шведских треуголках повели нас к террасе, вид с которой несколькими часами раньше уже успел меня восхитить. По всему периметру озера торчали горящие факела. Каменный мост стал плацдармом для начала масштабного фейерверка, сопровождавшегося лазерным шоу и симфонической сюитой «Шут» почитаемого мной Сергея Прокофьева.

Под занавес вынесли торт. Тут нервы Вадика не выдержали, и он со злостью тролля окунул невесту лицом прямо в изысканное кондитерское изделие. Я дернулся, но был остановлен все тем же рыжим гоблином с едва различимой полоской кожи вместо лба. Пришлось вместо русской свадебной традиции кормить друг дружку тортом, воспользоваться знанием мексиканского обычая и слизать крем с лица новобрачной, что было некой альтернативой несостоявшемуся поцелую. Опасаясь, что мое проявление чувственного эротизма безапелляционно прервут, я вкусил "сладостный нектар" с лица любимой чисто символически. Снова пригодился мой салатовый платок. Ничего, Вадика можно было понять. Я не осуждал его, ведь ему было больно. И я готов был стерпеть унижение, ведь оно открывало в моей жизни и судьбе моей новоиспеченной супруги новую страницу.

Эти грустные размышления разбавил незапланированный пожар — загорелись ящики с неиспользованной пиротехникой, небрежно складированные под каменным мостом. Казалось, загорелась сама конструкция, что в контексте сожжения всех мостов и начала новой жизни выглядело симптоматично. Но на самом-то деле мост не горел, да и мне завтра вечером надо было на работу в мой процветающий на ниве отсутствия конкуренции катран, где мой антрепренер назначил премьеру зрелищного шоу «Жажда». Правда, мне хотелось пить уже сейчас, и нам как нельзя более кстати поднесли поднос с двумя фужерами шампанского…

Я осушил содержимое бокала залпом. Нас посадили на одну не самую мускулистую пони все те же карлики, и бедное животное поволокло нас к белому лимузину.

— Я могу уехать на своей машине, — сообщил я провожатым карликам.

Мою реплику услышал не отстающий от надрывающегося пони на своей каталке Вадик.

— У тебя больше нет машины, — поведал он мне.

После шампанского в моей голове правила какая-то муть, и я почти ничего не соображал, кроме того, что мне явно подсыпали какой-то хрени. Однако, потеря «мерседеса» меня не на шутку расстроила.

— И где же она? — заплетающимся языком я осилил последний перед провалом в бессознательное вопрос.

— Ты добровольно и в здравом уме подарил его мне в присутствии нотариуса, заверившего твою дееспособность. Вот твоя подпись на документе. — Вадик тыкал мне в лицо какой-то бумажкой, но эта неприятная новость уже не могла меня разбудить…

Вокруг меня кружили коломбины и шуты, сменялись маски радости и грусти. Белоснежка играла в прятки с гномами, а может быть, то семенила ножками капризная Мальвина, убегая от печального Пьеро и заманивая меня призывным жестом. Она вела меня лесной тропою Сусанина к большой воде. Я подумал, что там начинается море, но воды было еще больше. Дело пахло бескрайним океаном, и теперь негде было пришвартовать мой одинокий фрегат с белым парусом. Он все шел, ведомый ветром, пересекая Гольфстрим, и держа курс на остров Свободы. Земли все не было, и птицы зловеще верещали, что никакого острова в обозримых пределах мы не найдем, что держать пеленг на мираж не имеет смысла, не стоит себя обманывать — за горизонтом все та же океанская гладь, и мы последние, кто не знает, что мир погрузился в пучину всемирного потопа…