О, Мари! - Роберт Енгибарян Страница 9

Итак, наш оперотряд взялся за дело. Второй запасной вход в университет мы быстро закрыли, а у главного входа установили дежурство по расписанию: два человека на одном занятии, на следующем их заменяла другая пара. Таким образом, пропуск лекций и семинаров был сведен к минимуму. На спортплощадках университета также дежурили студенты-дружинники, гонявшие многочисленных ротозеев, желающих поглазеть на девушек в коротких штанишках.

Обычно задержанных нарушителей приводили в штаб. Там их допрашивали, пинали, запугивали, в случае ответных угроз или сопротивления избивали (иногда сильно), потом составляли акт о правонарушении, записывали показания свидетелей и вызывали милицию. Это уже могло закончиться уголовным преследованием. Ссылки избитых и их родных на конституционные права гражданина воспринимались с хохотом и издевкой. Мы были твердо уверены в своей безнаказанности и считали, что наша деятельность исключительно полезна для общества.

Примерно месяц я наслаждался своей новой ролью, продолжал каждый день тренироваться в спортзале, готовиться к занятиям, в общем, жить нормальной жизнью советского студента тех лет.

Дежурили мы с удовольствием – для нас это было приятным времяпрепровождением, возможностью покрасоваться перед девушками, завоевать авторитет среди друзей, наконец, самоутвердиться. В штабе оперотряда играли в шахматы, говорили о девушках, спорте, музыке, иногда выходили на прогулку или в рейд.

Студенческую стипендию в двадцать семь рублей (по покупательной способности она равнялась примерно трем-четырем тысячам российских рублей) я поначалу не получал, так как жил с родителями, а у папы по тогдашним меркам была высокая зарплата. Однако половина моих соучеников на такую стипендию умудрялась жить весь месяц, и притом очень неплохо учиться. Со второго семестра за высокую успеваемость и общественную деятельность мне тоже назначили стипендию, чему я был очень рад – у меня появились интересы, требующие расходов.

В университете, особенно в нашем корпусе, я постепенно стал узнаваемым персонажем. Конечно, мне это льстило, и я с удовольствием красовался в своих твидовых пиджаках, узких темных брюках и мокасинах, а на переменах иногда гулял по коридору без пиджака в сорочке с коротким рукавом, чтобы показать натренированные руки и плечи. Рельефные мускулы были особым предметом моей гордости – ведь какой труд вкладывался каждодневно ради достижения физической мощи! В общем, для парня моих лет такое поведение было нормальным – так же поступали и другие ребята.

Однажды на перемене дежурный из оперотряда позвал меня, чтобы решить, как поступить с группой молодых людей, явившихся в университет без студенческих удостоверений. После короткого совещания ребятам все же разрешили пройти – мы знали их в лицо, – но предупредили, что в следующий раз из-за своей забывчивости они могут не попасть на занятия, тем более что у нас было строгое указание не пускать людей без соответствующих документов.

В стороне с подчеркнуто независимым видом стояла девушка, совершенно не похожая на других. Высокая блондинка, ростом не ниже ста семидесяти пяти, спортивная, она напомнила мне зарубежную киноактрису. Такой чуждой, абсолютно отличной от местных канонов красоты я еще ни разу не видел. Сформировавшаяся фигура, маленькая, почти незаметная грудь, длинные ноги и высокая шея, русые, с белесым оттенком, волосы до плеч… Я подумал: «Русская или полячка, а может, француженка… Интересно, кто она и что здесь делает?»

– Девушка, что вы хотели? – обратился я к ней на русском.

– Давид, это Мари, она учится на втором курсе факультета иностранных языков, – сказал один из студентов.

Мари гордо, не глядя в мою сторону, прошла мимо меня.

– Простите, девушка, как вас зовут?

– Вам уже сказали, но я могу повторить – Мари…