Стингрей в Зазеркалье - Мэдисон Стингрей Страница 9

С волнением открыла книжицу, с внутреннего разворота которой на меня смотрела моя собственная фотография с именем на русском языке и номером членского билета: 005.

– У тебя номер в первой десятке – для почетных членов клуба, – с гордостью произнес Коля. – Как у Бориса и Коли Васина.

– Я просто счастлива, – ответила я.

Новый статус придал мне новые силы. Я чувствовала себя окрыленной, как герой сказки про золотого льва ^[33]. Лица моих друзей и их музыка не сходили со страниц газет и с экранов телевизоров, а сами они разъезжали с концертами по всей стране. И теперь, держа в руках эту голубую книжицу, я чувствовала, что приобщаюсь к их величию.

Подобные моменты переполняли меня гордостью и придавали вдохновения: ведь несмотря на то что сделала я к тому времени в России уже немало, предстояло сделать еще больше. Реальность тогдашней России была далеко не беззаботной. Да, многое казалось лучше, да и на самом деле было лучше, новее, ярче. Но за всей прелестью перемен таилось еще немало шипов. Самой большой проблемой оставалась катастрофическая нехватка высококачественной концертной аппаратуры. Несколькими месяцами раньше с концертами в Москву и Ленинград приезжал Билли Джоэл ^[34] – это было чуть ли не лучшее шоу, которое привозили в Россию, и моим друзьям просто снесло крышу от качества сценического звука. Джоэл, как и UB40 годом раньше, привез с собой полный комплект аппаратуры – ощущение было такое, будто мы находимся внутри космического корабля, преодолевающего звуковой барьер. Пробравшись за кулисы, русские музыканты видели, чем обладают их западные коллеги и чего им по-прежнему так не хватает.

– Все это просто ужасно, – в отчаянии говорил Борис после концерта в одном из самых больших залов Ленинграда, о выступлении в котором еще недавно он не мог и мечтать. – То, на чем мы играем, просто не в состоянии адекватно воспроизвести музыку.

Залы были переполнены, поклонники с восторгом принимали Бориса, но слава в России никак не способствовала славе на Западе.

– Нашей нынешней ситуации можно позавидовать, но лучше она не становится, – объяснял мне Борис спустя некоторое время, когда мне удалось поймать его, прежде чем он исчезнет: переместится на другую площадку, в другой город, еще на один концерт.

– Я был просто в ярости пару дней назад: нас с Людой и Глебом выселяют из комнаты, и жить нам негде. Живем у друзей. Каждый день я вижу по ТВ и слышу по радио песни Бориса Гребенщикова и группы «Аквариум», а сам сижу здесь и вылавливаю из чашки чая тараканов.

– Но почему так? – спрашиваю я. – Мы ведь так боролись. Что еще можно сделать?

– Дело не в нас. Все зависит от Ленконцерта, от других концертных организаций. У них есть приличная аппаратура, но нам они давать ее не хотят. «С какой стати? – думают они. – Эти парни и на любом дерьме будут играть». Они совершенно не заинтересованы в том, чтобы улучшить нашу ситуацию. На концертах все равно аншлаг, это все, что их интересует, и больше им ничего не нужно. Музыку нашу они все равно не любят.

– Но мы-то ее любим! – горячо возразила я. – И мы готовы за нее бороться!

– Публика думает, что мы теперь разбогатели, – с грустью в голосе говорил Борис, удрученный разрывом между воображением и реальностью. – Но на самом деле ведь ничего не изменилось.

На концерте «Кино» в Москве, куда я поехала вместе с Юрием и Виктором, я увидела на лице у Виктора то же разочарование и ту же досаду, что и на лице Бориса. Во время саундчека он в отчаянии пытался добиться правильного звука, повторяя в дешевый микрофон: «Раз-два, раз-два-три, раз, раз». Микрофон бесконечно фонил, и мы затыкали уши руками, надеясь, что этот ужасный визг прекратится.

– Я не виноват, клянусь! – оправдывался перед нами Виктор. Он пытался шутить, но по тому, как он нервно одергивал полы своей кожаной куртки, было видно, что ему не по себе.

Плохая аппаратура была нормой для Виктора еще со времен Рок-клуба и Дворца молодежи, но теперь, став крупнейшей звездой в стране и выступая в лучших залах во многих городах, он чувствовал ответственность перед поклонниками и хотел, чтобы группа звучала как можно лучше. И чтобы концерты обходились без искажения его голоса и выплевывания на слушателя потоков фидбэка.

– Аппарат у нас сегодня паршивый, но настроение хорошее, – сказал мне Виктор за кулисами перед выходом на сцену.

– Ну и играйте так, чтобы даже паршивый аппарат не испортил вашу музыку, – напутственно прошептала я. Так и получилось: группа, в составе которой появился еще один гитарист Игорь Борисов ^[35], справилась с плохим звуком и наполнила зал музыкой, главное в которой был дух. Только что вышедший альбом «Группа крови» гремел по всей стране и положил начало настоящей «киномании». Толпа сходила с ума от стильно одетых во все черное ребят с выделяющимся на общем фоне Густавом в зеленой майке. Вместе с музыкантами фаны скандировали хит за хитом – со слезами на глазах и высоко вскинутыми вверх руками. Как я ни вглядывалась, никакой разницы между «Кино» и самой крутой западной группой я не чувствовала.

– Ну а теперь я хочу представить вам нашего хорошего друга из США певицу Джоанну Стингрей, – услышала я со сцены голос Виктора. – Она очень много сделала для всех музыкантов, по меньшей мере для тех, кто выступает сегодня на этой сцене. Она выпустила в Америке двойной альбом Red Wave и привозила для нас инструменты и аппаратуру. А теперь она споет с нами.

Еще до начала концерта Виктор спросил меня, не захочу ли я выйти и спеть с ними одну песню. Куда и как далеко бы теперь ни ездила «Кино», Виктор никогда не забывал включать меня в состав группы. В конце песни Юрий поцеловал меня, и толпа разразилась бурными криками восторга. Шум постоянно нарастал, и даже когда ребята закончили играть, публика отказывалась их отпускать без еще и еще одного биса. Люди хлопали, свистели, кричали, как стая ворон над волками, – до тех пор пока Виктор вновь не появился на сцене.

– Здесь все сломано. Мы себя почти не слышим. Ничего не слышим. Дайте мне пару минут, я схожу за кулисы, попробую с ними поговорить, – пытался он объяснить публике ситуацию.

– Виктор, да им уже наплевать на качество звука, – пыталась я урезонить его за кулисами. – Они тебя все равно не отпустят.