Покрашенный дом - Джон Гришэм Страница 86

Я ощущал некоторую вину за те гадости, которые про них думал. И еще чувствовал себя как вор, потому что я знал правду о Хэнке, а они нет.

Я попрощался с Бо и Дэйлом, которые мало что могли сказать в ответ. Трот прятался за прицепом. Когда прощание уже заканчивалось, он шаркающей походкой подошел ко мне и пробормотал что-то, чего я не разобрал. А он вытащил из-за спины руку и протянул мне малярную кисть. Мне ничего не оставалось, как взять ее.

Свидетелями этой передачи были все взрослые. На минуту воцарилось полное молчание.

– Вот здесь, - проскрипел Трот, указывая на кузов грузовика.

Бо понял его и сунул руку за задний борт. И извлек оттуда галлонную банку белой эмали с яркой надписью «Питсбург пэйнт» спереди. Он поставил ее передо мной на землю, а потом достал еще одну.

– Это тебе, - сказал Трот.

Я посмотрел на две галлонные банки краски, потом оглянулся на Паппи и Бабку. Хотя о покраске дома не вспоминали уже много дней, мы давно знали, что Трот не успеет завершить свое начинание. И теперь он передавал эту работу мне. Я взглянул на маму и заметил у нее на губах странную улыбку.

– Это Тэлли купила, - сказал Дэйл.

Я постучал кистью о ногу и в конце концов сумел произнести «спасибо». Трот тупо ухмыльнулся мне, и это заставило остальных заулыбаться. Они снова принялись размещаться в своем грузовике, и на этот раз им это удалось. Трот залез в прицеп, теперь он был там один. Когда мы в первый раз их увидели, с ним была Тэлли. Он выглядел очень грустным и покинутым.

Грузовик завелся очень неохотно. Сцепление завизжало, потом заскрипело, а когда его наконец отпустили, все это сооружение рывком двинулось вперед. И Спруилы поехали под грохот кастрюль и сковородок, среди болтающихся во все стороны коробок и ящиков. Бо и Дэйл подскакивали на своем матрасе, а Трот забился в угол прицепа, завершая картину. Мы махали им, пока они не скрылись из виду.

О работе в будущем году разговоров не было. Спруилы к нам больше не приедут. Мы знали, что никогда их больше не увидим.

Трава - то немногое ее количество, что уцелело на переднем дворе, - была вся утоптана, но когда я обозревал причиненный ущерб, то вдруг обрадовался, что они наконец уехали. Я разбросал ногой пепел и угли, оставшиеся на месте, где они жгли свой костер, прямо на пластине бейсбольного «дома», и вновь подумал о том, какие они все-таки бесчувственные. На дворе остались колеи от колес их грузовика, лунки в земле от кольев их палаток. В будущем году я поставлю тут загородку, чтобы эти люди с гор держались подальше от моего бейсбольного поля.

Теперь, однако, моей первой заботой стало завершение того, что затеял Трот. Я оттащил краску на переднюю веранду, каждую галлонную банку по отдельности - они все же были здорово тяжелые. Я думал, Паппи что-нибудь скажет по этому поводу, но он никак не прокомментировал ситуацию. А вот мама отдала несколько распоряжений отцу, который быстренько установил что-то вроде лесов вдоль восточной стены дома. Это была дубовая доска два дюйма на шесть, длиной восемь футов, установленная на козлы для пилки дров с одной стороны и на пустую бочку из под солярки с другой. Доска немного клонилась в сторону бочки, но не так сильно, чтобы с нее свалиться. Отец открыл первую банку, размешал краску палкой и помог мне взобраться на импровизированные леса. Потом выдал мне какие-то рекомендации, но поскольку он мало что понимал в окраске домов, мне была предоставлена полная свобода набираться собственного опыта. А я подумал, что если уж Трот мог красить, то я и подавно сумею.

Мама внимательно наблюдала за мной, время от времени помогая очень мудрыми советами типа «Смотри, чтобы краска не капала» или «Не спеши». Трот успел выкрасить шесть нижних досок на восточной стене дома, от фасада до задней стены. Стоя на лесах, я мог покрасить еще на три фута выше того, что он успел сделать. Я еще не знал, как буду добираться до досок под самой крышей, но решил оставить эту проблему на потом.

Старые доски впитывали в себя весь первый слой краски. Второй слой получился ровным и белым. Через несколько минут я уже с головой ушел в работу, потому что результат ее был тут же налицо.

– Ну, как получается? - спросил я, не оглядываясь.

– Отлично, Люк, - сказала мама. - Только крась помедленнее, не спеши. И смотри не упади!

– Не упаду! - Зачем предупреждать об опасности, которая и так всем видна?

Отец дважды за этот вечер передвигал леса, и к ужину я успел извести весь галлон краски. Руки я отмывал щелоком и мылом, но под ногтями все равно осталась краска. Ну и наплевать. Я гордился своей новой профессией. Я был занят делом, которым ни один из Чандлеров не занимался никогда.

Покраска дома за ужином не упоминалась. Перед нами стояли более серьезные проблемы. Наши наемные рабочие с гор собрали вещички и уехали, а между тем значительное количество хлопка еще не было собрано. В округе не ходило никаких слухов о том, что кто-то из рабочих тоже уехал из-за дождливой погоды. Паппи же не хотелось, чтобы кто-то узнал, что мы спасовали перед дождем. Погода переменится, утверждал он. У нас никогда не бывало столько гроз в это время года.

В сумерках мы переместились на переднюю веранду, на которой теперь было гораздо тише. «Кардиналз» уже канули в далекое прошлое, а мы редко слушали после ужина что-то другое, кроме спортивных репортажей. Паппи не желал жечь электричество, так что я сидел на ступенях крыльца и просто смотрел на наш передний двор, опустевший и тихий. В течение шести недель его занимали всякие палатки и навесы. Теперь там не было ничего.

С деревьев упало несколько листьев, разлетевшись по всему двору. Ночь была прохладная и ясная, что подтолкнуло отца к тому, чтобы предсказать на завтра прекрасную возможность собирать хлопок двенадцать часов кряду. А мне хотелось только красить.