Декоратор. Книга вещности - Тургрим Эгген Страница 82

День может оказаться последним зимним днём. Идя к машине, чтобы поехать в Виндерен, я чувствую, как припекает солнце. На небе ни облачка. По-прежнему ядрит морозец, но солнце кочегарит старательно, с неофитским жаром. Сегодня воскресенье, Катрине спозаранку укатила на лыжах, а я предвкушаю, что увижу дом Йэвера в ярком дневном свете. Зима не баловала меня такими возможностями.

Только я завёл мотор, в стекло забарабанили. Я обмер, конечно. Как можно так пугать людей?

На тротуаре женщина в безразмерном пальто с капюшоном — Сильвия. Она наклоняется к окошку и улыбается. Чему?

Я не виделся с ней больше трёх недель и не делал попыток пообщаться. Хотя слышал её. Это не было приятно. Тем не менее могу сказать, что я пошёл на поправку. В последнюю неделю я даже стал самонадеянно думать, что «переболел» ею, и качал головой, глядя на себя в зеркале, и вопрошал, что это на меня нашло.

Я опускаю стекло.

— Приветик, Сигбьёрн.

— Привет, Сильвия, — говорю я с тихой улыбкой, глядя прямо перед собой.

— Как дела?

— Хорошо.

Такая лаконичность может показаться демонстративной, поэтому я добавляю:

— Солнце греет.

— Да, греет. Пора бы и припекать. Последние пару дней я думаю, что надо бы с тобой поговорить.

— Зачем?

— Узнать, как у тебя дела. У тебя найдётся время на чашку чая?

— Знаешь, нет. — Мне приятно осчастливить её таким ответом после всех её бесчисленных «сейчас мне некогда», и я даю фразе повиснуть в воздухе и произношу после затяжной паузы: — Мне надо кое-что посмотреть в Виндерне, а световой день короток.

— Это дом, о котором ты рассказывал? — спрашивает она.

— Да, он почти готов.

— А когда ты вернёшься?

— Не знаю.

Поди ж ты, какая спешка, думаю я. Но потом соображаю, что неправ, что в моих же интересах поговорить с ней — хотя бы для того, чтобы убедиться: наваждение растаяло, Сильвия меня больше не тревожит.

— Можешь съездить со мной. Заодно дом посмотришь, и поболтаем по дороге, — предлагаю я.

— Да у меня тоже времени в обрез. Я завтра уезжаю в отпуск, на три недели.

— Вот оно что, — отвечаю я, закрывая окно.

Я так и не посмотрел на неё толком. Три недели — это отлично. То, что доктор прописал.

Она дёргает ручку дверцы. Мне не остаётся ничего другого, как распахнуть её.

— Незачем так злиться, — произносит она, втискиваясь в машину. Свою серо-синюю кошёлку она кладёт на колени.

— Я не злюсь, — отвечаю я, стараясь подавить стон.

— Не страшно, что я поеду с тобой? Если ты там застрянешь, я могу вернуться на такси.

— Конечно не страшно. — Я оборачиваюсь к ней. Но встретиться с ней глазами оказывается для меня ударом, как если бы собственноручно закрытые дверцы вдруг распахнулись на полном ходу. Я улавливаю запах парфюма, которым она прежде не пользовалась. Приторный, но ей в масть. Такая она и есть, думаю я, переспелая и слегка удушливая.

— Классная тачка, — говорит Сильвия.

Я теперь никогда не спускаю глаз с дороги во время движения, поэтому не могу глядеть на неё. К счастью.

— Что купила?

— Новый купальник. Я еду в Грецию. Пару дней в Афинах, а потом три недели без малого на острове Лефкас.

Порывшись в сумке, она предъявляет добычу. Желто-зелёное бикини слоновьего размера. Я невольно вспоминаю нашу последнюю встречу, бюстгальтер, который не запихивался в почтовый ящик. И обнажённый торс тоже.

— С кем ты едешь?

— Одна. Это не проблема. Всегда с кем-нибудь знакомишься. Ты бывал на греческих островах?

— Не вижу смысла посещать цивилизацию, которая пережила свой золотой век две с половиной тысячи лет назад и с тех пор деградирует, — отвечаю я.

— Меня там привлекает, так сказать, отсутствие цивилизации. Мне её дома по горло хватает. Как и снега, кстати.

Она опускает зеркало, выуживает из кармана помаду и принимается наводить марафет. Припомнив всё слышанное о Греции и одиноких туристках, я представляю себе Сильвию на пляже в компании коряво курлыкающего по-английски бронзового Диониса, который собирается попользоваться не только её телом, но и кошельком. Этого могло и не случиться. Но она сама выбрала, что захотела.

— Я собиралась попросить вас кормить мою птичку, — щебечет Сильвия, — но потом отдала её подруге.

— Понятно.

Я не отрываю глаз от дороги.

— Я ещё хотела сказать, что ценю, что ты с уважением отнёсся к моей просьбе оставить меня в покое, — говорит Сильвия.

— Ты угрожала полицией, если мне не изменяет память. Не знаю, известно ли тебе, но мало кто стремится к неприятностям с полицией.

— Правда, я угрожала полицией? Видно, вспылила. Да нет, не стала бы я звонить в полицию.

— Ну и уязвлённое самолюбие могло сыграть свою роль, — признаюсь я.

— Могло или сыграло?

— Сыграло, — смеюсь я, посылая ей быстрый взгляд. Ещё как!

— Как у тебя с Катрине? — спрашивает она.

Это, милочка, тебя ни капли не касается, думаю я, но вслух говорю:

— Гораздо лучше. Можно сказать, мы заново обрели друг друга.

— Так я и знала! — с торжеством откликается Сильвия. — Я тебе говорила, что подумывала обсудить ситуацию с ней? В самый разгар страстей. Уладить вопрос по-женски.

— Бог мой.

— Да, идея не блещет. Но я только подумывала. Пожалуй, мне стоит поближе с ней сойтись. С Катрине, она мне симпатична.

Так и вижу эту картинку. Обе две, рука в руке, плечо к плечу, связанные общей забавой: выставить меня посмешищем. Представляю, как тактично держалась бы Сильвия. Никакого буйства.

— Вы могли бы как-нибудь позвать меня на обед, — предлагает Сильвия. — Или на этой моднявой кухне не готовят?

— Эта симпатичная Катрине наставила мне рога, — рассказываю я. — Со шведом.

— Ой, бедный. Это тянулось долго? Так вот почему ты...

Я не опускаюсь до ответа на этот вопрос, а говорю:

— Приехали.

Мы остановились перед домом, солнце стоит высоко. Вилла смотрится потрясающе.