Евангелие от змеи - Пьер Бордаж Страница 80

Марк вернулся из Лозера, потрясенный увиденным и услышанным.

Он всю ночь гнал машину на Обракское плато, возвращаясь на старую ферму, где его встретила только приемная мать Иисуса. Старая женщина ни словом не обмолвилась о его статье в "EDV". Она накормила Марка завтраком, сообщив, что Пьеретта уехала в Манд с Йенном, любимым учеником ее сына.

Наплевав на усталость, Марк сразу же поехал к лозерской префектуре. Добравшись до окраины города, он наткнулся на оцепление спецназовцев и бесконечный людской поток, бросил машину на обочине, расспросил ученика Ваи-Каи (судя по длине набедренной повязки, он либо верил очень глубоко, либо сильно гордился своим детородным органом) и решил вместе со всеми подняться на холм и выслушать проповедь Духовного Учителя.

У Марка не было ни зонта, ни плаща, и он мгновенно вымок до нитки. Ему не удалось приблизиться к подножию коса, где находились Ваи-Каи и Пьеретта, и он смотрел на них издалека поверх удивительно спокойного моря людских голов. Последовав примеру окружающих, Марк опустился прямо на землю и, как только забыл, что может испачкать одежду, начал получать удовольствие от сиденья в грязи. Вокруг него мужчины и женщины всех возрастов раздевались, словно желая избавиться от последних искусственных преград, отделяющих их от естественной жизни. Все равно ведь вымокли до нитки, и одежда в грязи, так почему бы не испытать детскую радость и не кинуться голышом в объятия Небесной Матери. Эти люди показались Марку очарованными свободными обитателями сада Эдема, и он последовал их примеру, сняв обувь, носки, брюки, рубашку, майку и —после некоторого колебания —трусы.

Его комплексы мгновенно улетучились, словно, отдав себя на волю дождя, ветра и земли, он наконец принял себя таким, каким был на самом деле: лысым, толстым мужиком, у которого пошаливает сердце и ноют кости на пороге старости. Сидевшая рядом женщина улыбнулась Марку и показалась ему красивой, несмотря на отвисшие груди, толстые ляжки, круглые щеки и мокрые, прилипшие к черепу волосы. Она была прекрасна, потому что являла собой чудо творения, совершенную, неотъемлемую часть двойной змеи, невероятно гармоничную последовательность частиц. Женщина была очень хороша сейчас, потому что ей нравилось быть членом огромной человеческой семьи, и ничто —ни особые заслуги, ни тайные пороки —не выделяло ее среди прочих. Но главное —она вгрызалась в это мгновение жизни, как в румяное яблоко.

Голос Ваи-Каи зазвучал над ними так четко и ясно, что люди спрашивали себя, где организаторы спрятали микрофон или громкоговоритель. Каждое слово Духовного Учителя пронзало Марку сердце, как раскаленный клинок. Он словно получал ответы на все вопросы, которые задавал себе всю жизнь, с юности до сего дня. Вопросы отпадали сами собой, потому что он больше не нуждался в ответах, потому что его душа расцветала, а сомнения и страхи растворялись. Это глубокое чувство не имело ничего общего с психическим возбуждением: Марк ощущал умиротворение, зная, что он уникален как личность, но одновременно связан со всеми остальными, необходим им, неотделим от них.

Марк не сразу оделся, когда Ваи-Каи кончил говорить: ему хотелось продлить волшебство момента, разделив его с другими учениками. Они отдавались ласке возрождавшегося солнца, радуясь его теплым лучам.

Марк не заметил, как снялись с места спецназовцы, стоявшие в оцеплении так тихо, словно их тоже размягчила зачарованная атмосфера поляны.

Марк так и не повидался с Пьереттой. В конце концов, он приехал в Лозер не ради нее, но для того, чтобы услышать Духовного Учителя, познать его учение. Зачем просить прощения у женщин, которых он предал несколькими неделями раньше? Они купаются во всемогущей любви их сына и брата, в их душах нет места недовольству и злопамятству, они не помнят обид.

* * *

—Где? В Лозере?

Марку показалось, что он уловил искорку интереса в выпученных от изумления глазах Тони, своей старшей дочери. Жанна —младшая —уже впилась зубами в бесформенный сандвич, который держала двумя руками, ухитряясь то и дело ронять куски изо рта. Марк пригласил девочек пообедать, позволив им выбрать ресторан, и, к счастью для его отощавшего кошелька, они потащили его в шумный "Макдональдс", пропахший прогорклым маслом. Когда они встретились у метро, девочки смотрели на него недовольно-недоверчиво, явно заранее решив проучить незадачливого предка, которого так и не научились воспринимать как отца. Небо уже два дня оставалось синим, и сестры явились на свидание в длинных майках и артистически продырявленных джинсах.

Тоня уже начала превращаться в девушку, исчезли детская припухлость черт, прыщи и вечно недовольное выражение лица, которое она являла миру как манифест собственной несчастливости.

Когда Тоня напомнила отцу, что в конце года ей исполнится восемнадцать, он вздрогнул, словно его внезапно ущипнули и разбудили. Марк все еще помнил, как этот скользкий и сморщенный комочек плоти появился из утробы его жены, он видел себя на грани обморока, задыхающимся от запахов пота, дерьма и крови... И вот он внезапно просыпается на террасе дешевой парижской кафешки и видит напротив себя молодую женщину.

Что он о ней знает помимо россказней "бывшей № 1", школьных дневников с посредственными отметками и сомнительных приятелей? Что ему известно о надеждах, мечтах, страданиях и радостях своей дочери?

И что он знал о Жанне, своей младшей, которая только и делала, что ела, а все остальное время уродовала себя всеми возможными и невозможными способами?

Он присутствовал при вторых родах жены, но мало что запомнил и не замечал, как она росла. Он прошел мимо, вот так просто —взял и прошел, словно, перерезав пуповину (Марк разыгрывал образцового мужа —мечту домохозяйки из глянцевого журнала!), он одновременно разорвал и связывавшую их души нить. Некоторые его собратья по "EDV" —женатые и разведенные —говорили об отцовстве, как о самом удачном своем предприятии, а дети их были безусловно самыми умными и блестящими детьми на свете, и отцы могли ими гордиться.

Самые большие зануды на свете —родители, достающие вас рассказами о гениальности своих чад и об их успехах. Марк всегда комплексовал и прятал от окружающих дочерей, как постыдную болезнь, как собственный провал.

"Бывшая № 2" тоже находила его девочек... как бы это поделикатнее выразиться? ...не слишком... ну... интересными, но это, конечно, связано с их возрастом, или с матерью, но в любом случае, я не хочу, чтобы твои дочери ехали с нами, они испортят нам уик-энд... Марк положил дочерей на алтарь тщеславия, он забывал о них ради внешнего блеска, ради принадлежности к элите, ради всей той мишуры, о которой говорил Ваи-Каи на поляне у подножия холма в окрестностях Манда. А девочки просто хотели, чтобы их замечали, чтобы ими интересовались и любили, о том же мечтают все дети в мире —блестящие и посредственные, красивые и уродливые. Если отец или мать не способны принять ребенка таким, какой он есть, кто поможет ему принять и понять себя и других?

—В Лозере? —с набитым ртом повторила вопрос Жанна. —Это как-то связано с Ваи-Каи?