Нити судьбы - Мария Дуэньяс Страница 8

Я поселилась вместе с Рамиро в его квартире, где он до этого обитал один, недалеко от площади Лас-Салесас. Я почти ничего не взяла из своего прежнего дома — ведь моя жизнь должна была начаться с чистого листа, словно я родилась заново. Свое пылающее сердце и немного одежды — вот все, что принесла в дом Рамиро. Иногда я навещала маму: в то время она шила на дому, выполняя немногочисленные заказы, едва позволявшие ей сводить концы с концами. Рамиро пришелся ей не по душе, ей не нравилось, как он вел себя со мной. Она обвиняла его в том, что он вскружил мне голову, обольстил меня, воспользовавшись моей неопытностью, и заставил отказаться от прошлого. Маме не нравилось, что мы стали жить вместе не поженившись, что я бросила Игнасио и очень изменилась. Как я ни старалась, мне так и не удалось убедить ее, что это мое собственное решение и Рамиро ни к чему меня не принуждал, — единственной силой, которая мной руководила, была всепоглощающая любовь. Наши ссоры с каждым разом становились все ожесточеннее: мы обменивались чудовищными упреками и безжалостно терзали друг другу сердце. На каждый ее укор я отвечала какой-нибудь дерзостью, каждое неодобрительное замечание встречала вызывающим пренебрежением. Редкий наш разговор не заканчивался слезами, криками и хлопаньем дверью, и я стала избегать этих встреч, все больше и больше отдаляясь от матери. День ото дня пропасть между нами лишь увеличивалась.

Но однажды мама все-таки сделала шаг мне навстречу. Правда, это произошло не совсем по ее инициативе, поскольку она выступила в той ситуации просто посредником, но, как бы то ни было, благодаря неожиданному событию наши отношения вновь потеплели. В тот день она сама пришла к нам домой. Было часов одиннадцать, Рамиро уже ушел, а я еще спала. Прошедшая ночь выдалась насыщенной: мы ходили на спектакль в Театр комедии, где играла Маргарита Ксиргу, а потом сидели в кафе «Ле Кок». Спать легли около четырех, и я так устала, что даже не смыла с лица косметику, которой начала пользоваться в последнее время. Сквозь сон я слышала, как Рамиро ушел около десяти и пришла Пруденсия, девушка, убиравшая у нас в квартире. Потом она отправилась купить хлеба и молока, и через некоторое время до моего слуха донесся звонок в дверь. Сначала позвонили осторожно, потом — решительно и настойчиво. Я подумала, что Пруденсия опять забыла ключи, поднялась, все еще сонная, и недовольно отправилась открывать, крикнув:

— Иду, иду!

Мне даже не пришло в голову накинуть что-нибудь поверх ночной сорочки: растяпа Пруденсия не заслуживала того, чтобы соблюдать перед ней приличия. Я открыла дверь, но обнаружила перед собой не служанку, а мать. При виде ее я лишилась дара речи. И она, очевидно, тоже. Мама смерила меня неодобрительным взглядом — спутанные волосы, следы растекшейся туши под глазами, остатки помады на губах и фривольная ночная сорочка, едва прикрывавшая мое тело и абсолютно не соответствующая ее представлениям о благопристойности. Я отвела глаза, не в силах вынести немого укора. Возможно, я еще не пришла в себя после бессонной ночи. Или же меня обезоружила сдержанная суровость во взгляде матери.

— Проходи, не будем стоять в дверях, — произнесла я, стараясь скрыть волнение, вызванное ее неожиданным появлением.

— Нет, это ни к чему, я всего на пару минут. Мне нужно только кое-что тебе передать по поручению одного человека.

Эта сцена была такой странной и натянутой, что я с трудом верила в ее реальность, хотя, несомненно, все действительно происходило со мной. Мы с мамой, столько всего пережившие вместе, такие некогда близкие, разговаривали теперь как совершенно чужие люди, скованные недоверием, словно бродячие собаки, подозрительно оглядывающие друг друга издалека.

Она осталась стоять в дверях, строгая, с гордо поднятой головой и собранными в тугой узел волосами, в которых виднелись первые проблески седины. Высокая и полная достоинства, с резко изогнутыми бровями, подчеркивавшими укор в ее взгляде. Элегантная, несмотря на простоту одежды. Закончив пристально изучать меня, мама наконец заговорила. Однако, вопреки моим опасениям, в ее словах не было и намека на порицание.

— Я должна передать тебе одну просьбу. Это просьба о встрече, и исходит она не от меня, я простой посредник. Ты можешь согласиться или отказаться — делай как знаешь. Но мне кажется, тебе следует пойти. Подумай об этом хорошенько… лучше поздно, чем никогда, верно?

Мама так и не переступила порог нашей квартиры и задержалась еще на минуту лишь для того, чтобы сообщить мне время и адрес, куда я должна была явиться в тот же день. После этого она безо всяких церемоний в качестве прощального жеста повернулась ко мне спиной. Меня удивило, что на сей раз я не получила от нее свою порцию нравоучений, однако, как оказалось, они были припасены напоследок.

— И вот что я тебе скажу, — услышала я, когда мама начала уже спускаться по лестнице, — иди умойся и причешись, да надень на себя что-нибудь, а то в таком виде ты похожа не знаю на кого, прости Господи.

За обедом я рассказала Рамиро о взволновавшем меня визите мамы. Просьба, которую она мне передала, была столь неожиданной и странной, что я пребывала в полной растерянности. Я стала умолять Рамиро пойти вместе со мной.

— Куда?

— На встречу с моим отцом.

— Почему ты должна туда идти?

— Потому что он попросил об этом.

— Зачем?

На этот вопрос я не могла найти ответа, как ни ломала голову.

Мы с мамой договорились встретиться в четыре часа по адресу: Эрмосилья, 19. Прекрасная улица, превосходный дом — подобный тем, куда я некогда доставляла сшитые в нашем ателье вещи. Я тщательно готовилась к встрече, желая выглядеть как можно лучше, и в конце концов выбрала синее шерстяное платье, гармонировавшее с ним пальто и изящную шляпку с тремя перьями, которую я кокетливо носила слегка набок. Все это купил мне, конечно же, Рамиро — мои первые наряды, не сшитые мамой или мной самой. Я надела туфли на высоком каблуке, привела в порядок распущенные волосы, падавшие мне на спину, и лишь слегка накрасилась, чтобы не вызвать на этот раз недовольства мамы. Перед выходом из дома я встала перед зеркалом, чтобы рассмотреть себя в полный рост. За моей спиной в зеркале отражался Рамиро — засунув руки в карманы, он восхищенно улыбался.

— Ты великолепна. Он будет впечатлен.

Я попыталась улыбнуться в ответ на комплимент, но мне это не удалось. Да, я действительно выглядела великолепно: красивая, преобразившаяся, непохожая на ту, какой была всего несколько месяцев назад. Сама себя не узнававшая и в то же время напуганная как мышь, я умирала от страха и уже жалела, что согласилась на эту странную встречу. Когда мы явились в назначенное место, я сразу же прочитала в мамином взгляде, что присутствие Рамиро ей вовсе не по душе. Увидев, что он собирается сопровождать меня и дальше, она, не церемонясь, остановила его:

— Это наше семейное дело; я полагаю, вам не стоит с нами идти.

И, не дожидаясь ответа, мама повернулась и вошла в величественную дверь из вороненого железа и стекла. Мне очень хотелось, чтобы Рамиро пошел со мной, я так нуждалась в его поддержке, но не осмелилась спорить с мамой. Я шепнула Рамиро на ухо, что ему лучше уйти, и отправилась вслед за ней.