Открывается внутрь - Ксения Букша Страница 8

Братик маленький, теплый, грязный. Вздрагивает от холода, всхлипывает, дыхание сбилось. Коготками цепляется за Рому, и Ромка морщится.

– Короче. Мама пошла тушить пожар! – объявляет Рома.

Еще когда с другой стороны школы жили, в двухэтажном доме. Выключился свет, пахло дымом и приехали пожарники. Громко топали, светили в дым фонариками на касках. Было интересно. Серый не помнит.

– Пожар? – удивляется Серый. – Наша мама разве умеет?

– Конечно! – Рома укладывает брата рядом с собой, обнимает, накрывает маминым одеялом. – Наша мама на самом деле – пожарник. Она ходит в красивой краске. Розовой. С золотым фонариком. И на лабутенах, – что-то телевизионное, рекламная заставка всплывает у Ромы перед глазами вперемешку с изложением, которое он писал во сне.

– А она же на заводе работает. Она ж елочные игрушки клеит. Мама говорила.

– Это днем на заводе, – объясняет Рома. – А ночью – тушит пожар.

– А-а, понятно, – успокаивается Серый.

Хороший у Серенького характер. Еще бы если бы он был более боевой. А то его в детсаду все лупят. И воспитатель лупит. И дети другие лупят. И по губам, и по жопе, и всяко. А так Серый – хороший чувак. Ромка любит Серенького, никому его не отдаст. Притискивает его к себе потеснее. Теплый, мякенький Серый. Ромка начинает потихоньку Серого качать.

Дождь грохочет по железному карнизу и по крыше. Бр-р, какой дождь. Хорошо бы мама там была где-нибудь под крышей, а то промокнет. Она обычно говорит: «Зачем мне зонтик, я не сахарная». А у нее был зонтик, пока не сломался. Это был, точнее, не ее зонтик, а ее прошлого бойфренда, Саши. Черный.

– Я писать хочу, – вдруг снова всхипывает Серый. – Я описаюсь!..

– Не надо! – Рома быстро вытаскивает брата из кровати и тащит к горшку.

Серый писает, а Рома придерживает ему письку, стряхивая последние капли.

– Жди меня тут. Не реви, я ссаки вылью и приду.

Порыв ветра бросает в окно горсть крупных капель: др-р-рын! Серый в ужасе цепляется за Рому.

– Блядь, – кричит Рома. – Серый, пусти, пролью же щас! Пусти!

Серый вцепляется в Ромину ногу еще сильнее. Коготками. Оба в трусах и майках. Оба дрогнут. Хлопает форточка, по комнате проходит ледяной ветер, сдувает пакет со стола. Свет неба и фонарей – коричневый, фиолетовый, багровый.

– Ладно, пошли вместе, – Рома делает осторожный шаг к двери. Идти неудобно. Серый обхватил Ромину коленку, как дерево, шагает то одной ногой, то другой, мешая Роме идти.

– Держись за майку, – Рома открывает дверь во мрак.

Серый вздрагивает, вцепившись в Ромину майку. Рома медленно продвигается вперед с горшком. Обычно ночью он мчится в туалет очень быстро. А сейчас надо медленно. И поэтому страшно.

Рома и Серый проходят мимо всех запертых дверей.

Вот тут жил человек, который однажды Роме дал бумажку в пятьсот рублей. Рома купил много булки, доширака и двухлитровую бутылку кока-колы.

Тут жила злая старуха. Она померла. Ее тащили на большом полиэтилене, который снизу, со стройки у метро.

Там живут таджики. Они всегда на кухне готовят чего-нибудь. Только теперь они не готовят. Даже таджики спят – вот какая темная ночь.

Тут ванна. Она не работает, вся черная, задернута занавеской и забита кусками каких-то досок, камней и тряпками. В туалете тоже темно.

– Хонидо, – пищит Серый. – Ножкам хонидо!

– Щас-щас, – бурчит Рома, выливает горшок, хватает Серого под мышки и тащит обратно в комнату, где льет дождь, сияют фонари с ЗСД и пахнет мамой. Кидает брата на диван, прыгает следом, и они снова накрываются одеялом.

Бр-р! Рому тоже слегка трясет, но уже меньше. Под одеяло с головой. Обнимает мягкого и теплого Серого. Тот греет ножки у него на животе. Ну вот. Уже как бы и получше.

– Больше не ревет Серый, молодец, – шепчет Рома. – Да потому что че реветь, все нормально. Щас уснем, утром проснемся – а мама уже тут.

Серый вдруг садится. Встрепанный, глаза блестят.

– Серый, давай спать, – предлагает Рома и укладывает Серого на подушку, но тот снова садится. Он уже совсем проснулся.

– А почему мама ночью тоже работает? – вдруг спрашивает Серый шепотом. – Никто ночью не работает. Ночью все в своей постельке спят.

– Ни хрена, – возражает Рома. – Ничего подобного. Это только дети все ночью спят. А пожарники не спят. Если ночью что-то загорелось, они же не будут спать до утра, а пойдут и потушат сразу. А то к утру, пока они спят, уже все сгорит.

– А наша мама не сгорит?

– Да ты че? – говорит Рома. – Конечно нет. Смотри, какой дождь на улице. Там промокнуть можно, а сгореть нельзя.

– Но наша же мама, – возражает Серый, глядя на окно, – она не умеет же ездить на пожарной машине! Она только на маршрутке умеет ездить.

– Вот она и поехала тушить пожар на маршрутке. На триста шестой, – добавляет Рома для правдоподобия.

– А-а, понятно, – успокаивается Серенький. – А зачем так сильно дождь стучит?

– А ты боишься, что ли? – Рома укутывает Серенького одеялом и прижимает к себе.

– Я только немножко боюсь, – говорит Серенький.

На потолке вспыхивают пятна света, едут вперед-назад – и, мелькнув, пропадают: какая-то машина развернулась внизу. Дождь шуршит тише. Рома представляет себе, как мама идет домой по их улице и как в лужах от дождя получаются пузыри, светящиеся, яркие, то ли мыльные, то ли такие, как бывают в газировке.

Он вдруг открывает глаза. В комнате светло. В дверь громко стучат.

– Рома, открой! – строгим незнакомым голосом близко-близко.

«Ага. Хер я вам открою». Рома смотрит на Серого. Тот спит, не слышит. Рома накидывает ему одеяло на ухо и неслышно подходит к двери.

– Не перепутали?

– Должны быть тут. Она ушла вечером – Рома тут был…

Снова настойчивый, мелкий, но громкий стук. Костяшками пальцев. Прикладывает рот к замочной скважине:

– Рома, открой! Мы от мамы!

От мамы. Рома смотрит на Серого. Серый спит. Пошли на хуй. Рома молча показывает фак в сторону двери.

– Попробуйте ключом еще раз.

Ключ ворочается в скважине.

– Ключом никак. Или на нижний замок, или они изнутри заперлись и спят.

– Да они бы уже проснулись. Полчаса орем. Тут какой-то еще ключ есть, вы не знаете?

Рома замирает.

– Да ничего они не знают. Надо искать. Он мог в школу уже уйти?