Время – река - Мэри Элис Монро Страница 8

Мия не могла заснуть и читала до тех пор, пока веки не отяжелели, и слова на странице не начали расплываться. Было очень поздно, когда она сдалась и закрыла книгу. Она положила ее на столик рядом с ножом и маленьким ночником молочно‑белого цвета. К столику была прислонена метла с деревянной ручкой. Жалкое оружие против ночных страхов! Перед тем как выключить свет, она прошлась взглядом по комнате. Стены, железная кровать, зеркало, каждая щепка смотрели на нее с враждебностью. Белла сказала, что до нее в этом доме многие годы никто не ночевал. Она не могла избавиться от ощущения, что захватила чье‑то личное пространство, несмотря на то что Белла разрешила ей остаться.

Потом она снова подумала о женщине, которая прежде жила здесь, женщине, которая привезла в такую глушь изящные вещи, которая, как и Мия, выбрала одиночество, которой принадлежала эта комната. Эта женщина не давала разрешения чужаку оставаться в ее доме. Поэтому Мия обратилась к ней с теми же словами, что к Белле, и, сама не понимая почему, произнесла вслух:

– Пожалуйста, позволь мне остаться.

Легкий ветерок пробежал по занавескам, хотя окна были закрыты. Мия затаила дыхание, зажмурилась и глубже зарылась под одеяло. Окутанная ароматом кедра, захваченная вихрем воспоминаний, Мия знала, что все равно не сможет заснуть.

* * *

Мию разбудил яркий свет, пробивающийся в узкую щель между занавесками. Чувствуя, что вспотела под одеялом, она сбросила его. В комнате было жарко, как в печке. Она повернулась на бок и положила щеку на сомкнутые ладони, чувствуя, что гнетущее отчаяние все еще не до конца оставило ее. Это была тяжелая ночь, она металась, вертясь с боку на бок на кровати в душной комнате. Ее мучил не призрак незнакомой женщины, а воспоминания о Чарльзе и о ней самой в их счастливые годы. Ощущение было таким, будто он умер, только еще хуже. Она горевала о том, что потеряла веру и любовь, которая соединяла их почти десять лет. Она скорбела о том, что их отношения прекратились так резко, так жестоко. Она испытывала фантомную боль, как в ампутированной конечности.

Окончательно проснувшись, Мия медленно поднялась с кровати и прошлепала в гостиную. Края штанин проложили в пыли дорожку. Огонь потух, и в воздухе ощущался тяжелый запах остывшей золы. Маленькая хижина – с гостиной, спальней слева, тесной кухней и обеденным столом, с комнатой наверху – будет ее жилищем в течение ближайших месяцев. Бледный свет, пытавшийся проникнуть сквозь прозрачные желтоватые занавески, наполнял комнату унынием. Она отперла защелку на одном из окон и сильно толкнула его. Старая деревянная рама затрещала.

В то же мгновение она услышала успокаивающий звук стремительно текущей воды. От легкого ветерка, как будто омывавшего вспотевшее тело, она почувствовала прохладу. Дождь перестал, в кронах деревьев шумно щебетали птицы, а трава на земле была свежей и зеленой. «Почему, – встревожилась Мия, – она не чувствует радости от наступившего нового дня?»

Мия бродила по дому, не находя покоя. На кухне ее взгляд упал на большую фермерскую раковину, неровно стоявшую на шатающихся трубчатых ножках. Она представила, как мозолистые руки умело орудуют ножом, оставляя хорошее мясо и отделяя кишки, кости и головы. При этой мысли она вздрогнула. Сколько времени утекло с тех пор, как вода бежала по этим старым трубам? Резким движением она повернула вентиль. Старый насос застонал и глухо заревел. Мия отступила на пару шагов, готовая убежать в безопасное место, если он вдруг взорвется. Трубы медленно зашипели, и из крана потекла тонкая струйка ржавой воды. Она ждала, наблюдая за тем, как вода постепенно становится светлее. Задыхаясь от ледяной влаги, она сполоснула лицо, потом неуверенно попробовала родниковую воду. Она была холодной и очень приятной на вкус. Мия вволю напилась и доела остатки диетического батончика, который нашла на дне своей сумочки. В грубо сколоченных шкафах она нашла несколько жалких кастрюль с обитыми краями, тяжелую чугунную сковороду, потрескавшиеся коричневые керамические тарелки и разномастные столовые приборы из серебра. Эта утварь не внушала оптимизма. Запустение в комнате, некогда принадлежавшей женщине, как и в кухне, явно свидетельствовало о том, что кто бы ни жил здесь, он явно очень давно перестал заботиться о доме.

Отряхивая с рук пыль, Мия взглянула на часы. Бурчащий живот и головная боль, от которой стучало в висках, подсказали ей, что пора перестать совать свой нос повсюду в этом доме и поехать в город за продуктами.

Она быстро надела джинсы и хлопковый свитер с высоким горлом, вытащив их из своего маленького черного чемодана. Умывшись и вытирая лицо, она заметила свое отражение в маленьком зеркале над раковиной. Она избегала смотреть на свое отражение, которое тревожило ее, – Мия больше не узнавала пристально смотрящую на нее женщину.

Всего год тому назад Мия Лэндан была загорелой, изящной и хорошо одетой молодой женщиной свободной профессии. Она никогда не показывалась на людях без прически и макияжа. У нее было тело балерины с длинными, тонкими руками и лебединой шеей. С зачесанными назад волосами и в жемчугах она обычно воображала себя молодой Грейс Келли.

Женщина, которая теперь уставилась на нее в отражении зеркала, была худой и бледной, словно она месяцами не видела солнца. После химиотерапии у нее на голове вместо прямых светлых волос отросли жесткие светлые кудрявые волосы с рыжеватым оттенком. Она запустила пальцы в непослушные редкие пряди на своей голове. Цвет ей нравился – такой огненный и живой. Она не решалась остричь их, и с головы свисали локоны разной длины. На осунувшемся лице выделялся подбородок с глубокой ямочкой под пухлыми губами.

Она бесстрастно рассматривала свое лицо. В ее обязанности, как специалиста по связям с общественностью, входило умение быстро оценивать людей. Она подумала, что выглядит как побитое или сожженное вспышкой молнии пугало.

Мия отвернулась от зеркала и, легко взмахнув рукой, выключила свет, затем, схватив сумочку, вышла на улицу. Внезапно она остановилась на веранде. Прошлой ночью из‑за темноты она не смогла рассмотреть окружающий пейзаж. Глядя на него в утреннем свете, она поразилась великолепию ландшафта.

Хижина приютилась у горного хребта, с одной стороны покрытого высокими деревьями и буйной зеленой растительностью всех оттенков, какие только можно вообразить. В нескольких ярдах от хижины река под свою сладкозвучную музыку каскадом стекала по белым скалам в глубокое, синевато‑зеленое озерцо.

Белла говорила, что эта местность называется Бухточка Уоткинса. Мия тогда ответила, что прежде полагала, что бухта – это залив на реке. Белла же объяснила, что бухточкой также называют защищенное укромное место на горном склоне.

– То и другое, – многозначительно сказала она, – защищенные места, где можно укрыться.

За горами, далеко на востоке, на южном берегу реки, еще только просыпался город Чарльстон. Мысленно она увидела узкие, милые улочки, старинные здания и церкви с острыми шпилями, отличавшие ее родной город. По ее мнению, Чарльстон был похож на ее приятно‑пахнущую двоюродную бабушку, ту, что никогда не расстается со своим жемчужным ожерельем и регулярно посещает церковные службы, сознавая свое место в обществе и с трудом выполняя обязанности, которые налагает на нее это положение. Мия была благодарна ей за воспитанность и изысканность, которым она у нее научилась. Хотя порой, особенно когда возникали трудности и ее неизменная улыбка становилась едва уловимой, она раздражалась от груза ожиданий, которые, как она понимала, чаще всего исходили от нее самой.