Чаша страдания - Владимир Голяховский Страница 8

Михоэлс был признанным великим актером, руководителем Еврейского театра, народным артистом СССР. О влиянии его имени на евреев страны было хорошо известно. Театр Михоэлса в начале войны эвакуировали в Ташкент, там он давал спектакли совместно с Узбекским театром. Генерал Райхман срочно вызвал Михоэлса.

С тех пор как Райхман в 1938 году вел следствие по делу Михаила Кольцова, арестовывал Всеволода Мейерхольда, Павла Берга и следил за всеми, кто посещал Еврейский театр, он сделал большую карьеру — стал генералом и заместителем начальника отдела разведки. Сталину и Берии выгодно было держать в органах слежки генерала-еврея: при случае он мог легче проникнуть в любые группы евреев, проще вызвать у них доверие к себе. К тому же Райхман был женат на балерине Ольге Лепешинской, звезде Большого театра. Это ввело его в круг театральной интеллигенции Москвы, где тоже было много евреев и нужна была слежка. Михоэлс хорошо помнил его как частого посетителя своего театра. Он, конечно, знал, что Райхмана не интересуют его игра и постановки, а появляется он в театре по службе.

И теперь этот важный генерал встретил его приветливо, почти по-приятельски:

— А, здравствуйте, дорогой Соломон Михайлович. Давненько мы не виделись. Да, тяжелые времена настали для нашей страны. У меня к вам важное дело — поручение самого Лаврентия Павловича. Вам выпала великая честь: мы назначаем вас председателем Еврейского антифашистского комитета. Это согласовано с самим товарищем Сталиным.

— Спасибо, я очень польщен.

— Вот здесь подготовленный список членов комитета, просмотрите фамилии отобранных товарищей.

В списке были известные люди, представители науки, культуры и армии: Соломон Лозовский, руководитель главного телеграфного агентства «Совинформбюро», генералы Крейзер и Кац, герой Советского Союза командир подводной лодки Фисанович, академики Фрумкин и Лина Штерн, писатели Илья Эренбург и Давид Бергельсон, поэты Самуил Маршак, Перец Маркиш, Лев Квитко, Фефер, музыканты Давид Ойстрах, Эмиль Гилельс, актер Зускин, писатели Хейфец, Юзефович, врач Шимелиович. Секретарем назначался Ш. Эпштейн. Люди сплошь солидные и значительные.

Райхман вкрадчиво продолжил:

— Ну что, Соломон Михайлович, надеюсь, вы согласны со списком?

— Согласен, полностью согласен.

— Ответственность комитета и лично ваша очень велика. Задача состоит в том, чтобы привлечь мировую еврейскую общественность к помощи Советскому Союзу. Мы не сомневаемся в ваших патриотических чувствах, но… — он сделал значительную паузу, — Соломон Михайлович, мы знаем, что эти уважаемые и достойные люди могут не всегда и не совсем правильно понимать свою задачу.

Михоэлс удивленно поднял брови. Райхман разъяснил:

— Я имею в виду, что некоторые могут начать проявлять чрезмерную инициативу по связи с зарубежными еврейскими организациями. Мы с вами знаем, что не всегда нужная сверхактивность — это типичная еврейская черта.

Михоэлс подумал: «Мягко стелешь, да жестко нам будет спать, членам комитета. Если бы ты сам не был сверхактивным в арестах, тебя не сделали бы генералом НКВД». Райхман продолжал инструктировать:

— Я должен вас предупредить, что все указания по работе комитета вы будете получать от нас. Никаких самостоятельных и несогласованных действий быть не должно. Вы понимаете?

Чего же тут было не понять советскому человеку, запуганному жесткой пропагандой и тысячами арестов? Михоэлс только кивнул.

— Встречи с представителями иностранных держав мы будем планировать сами и будем указывать вам, что можно говорить на этих встречах. Вы понимаете?

Слушая вкрадчивый голос, Михоэлс продолжал думать: «Какой спектакль, какая жесткая режиссура! Нас выбрали для того, чтобы сделать из нас марионеток, а веревочки будет дергать наркомат внутренних дел, вот этот ничтожный генералишка». Не подавая вида, Михоэлс кивнул:

— Понимаю.

— Теперь вот что: комитету поручается три раза в месяц издавать на идиш официальную еврейскую газету, чтобы ее могли читать за границей. В ней будут публиковаться статьи о жизни советских евреев и о ходе войны. Естественно, все материалы будут предварительно проверяться нашей цензурой. Как вы предлагаете назвать газету?

Михоэлс задумался:

— Назовем «Эйникайт», на идиш.

— Что это за слово? Я ведь идиш не знаю.

Михоэлс решил немного позабавиться:

— Как, вы не знаете идиш? А я помню вас на наших спектаклях.

Райхман немного смутился, но тут же нашелся:

— Чтобы уловить класс игры актеров, не обязательно знать язык. Качество спектакля видно и по постановке, и по декорациям, и по движениям артистов. В вашем театре я всегда получал большое удовольствие. Это был отдых для меня.

Михоэлс подумал: «Ты хитер и не глуп, но насчет отдыха врешь — это была твоя работа: выслеживать людей, пришедших в наш театр».

Оба разыграли эту игру в обмен мнениями быстро и ловко, и Михоэлс тут же ответил на вопрос Райхмана:

— Слово «эйникайт» означает «единство».

Райхман снял с полки русско-еврейский словарь, проверил:

— Правильно — «единство». Годится.

Михоэлс ждал, что Райхман скажет что-либо о задачах комитета в связи с колоссальными жертвами, которые несет еврейский народ с приходом немецких оккупантов. Только недавно пронесся слух, что под Киевом, в местечке под названием Бабий Яр состоялась массовая казнь евреев. С самого начала войны власти старались представить жертвы войны как общенародную трагедию, ничем не выделяя особые злодеяния против евреев. Райхман ничего об этом не упомянул — это ему не полагалось по инструкции. Зато полагалось завербовать членов комитета в свои агенты.

— Да, вот еще что очень важно: работать вы будете в тесном сотрудничестве с нами, с наркоматом внутренних дел. Обо всех подозрительных беседах и акциях следует немедленно докладывать мне. Поэтому вы и еще несколько членов комитета должны подписать специальное соглашение.

Михоэлс подумал: «Итак, нас вербуют». Он хорошо знал почти всех членов комитета, все они были давно ассимилированные в русском обществе евреи, с большими заслугами перед Россией, они давно превратились в русских интеллигентов, как и он сам. Почему же такое недоверие? Потому что евреи? Кто из членов комитета станет скрытым агентом — этого никто не должен был знать, но все могли подозревать друг друга, думать, что другой «стукач». Но в условиях страшной войны всем надо быть патриотами, надо любыми путями спасать свою страну и свой еврейский народ. Задача Еврейского антифашистского комитета была именно в этом. Выбора: соглашаться или не соглашаться — у него все равно не было.

Он попал в ловушку: отказ сразу повлек бы за собой преследование. «Какой фарс!» — подумал Михоэлс.

Так, под жестким наблюдением наркомата внутренних дел, был создан Еврейский антифашистский комитет. Сообщение о его создании и список членов напечатали во всех газетах. Михоэлса поздравляли все — и евреи, и неевреи: