Дом на Дворцовой - Владимир Антонов Страница 8

– Отличная феня. Я ничего не понял, хотя звучит убедительно, – сказал Гриша, присев поближе к откидному столику, на котором стояла выпивка. – Я сначала подумал, что вы на идише разговариваете. У меня в доме в соседней квартире евреи живут. Так я наслушался. Очень похоже на слух… – и пригубил грузинского.

Потом он рассказывал соседям про цыган и его дружбу с ними. Про дочерей и немного о работе, но в пределах, отдалённых от его сегодняшнего дела. Соседи в ответ охотно рассказывали лагерные байки и звали его на «дело». Немного охмелевший Гриша чуть было не согласился, но вовремя опомнился. Когда закончилась вторая бутылка коньяка, они легли каждый на свою полку и погрузились в тёплую реку сновидений.

Утром следующего дня поезд сделал пятиминутную остановку в Вологде, где нашего героя встречали.

– Ты, что ли, Григорием будешь? – вплотную к Гришке подошёл немолодой цыган. – На цыгана ты не больно-то и похож, прямо скажем. Хотя нет! – Что-то в тебе от наших кровей замешано. Бахо говорил, что до девок ты больно горяч. К цыганкам из моего табора не подходи, убью! Здесь не Ленинград. Не я, так кто другой из наших тебя уроет! – по выражению лица старого цыгана было видно, что он не шутит. Гришка насупился и хотел ответить резко, но в последний момент передумал и промолчал. Цыган выдержал паузу и потом продолжил: – Говори, зачем приехал. Мы тебя послушаем, а потом всё вместе и обдумаем. Не стал бы Бахо посылать к нам тебя по пустякам.

Прямо с вокзала они поехали на продуктовое хранилище, откуда производилось списание мяса. Дальше проходной Григорий не пошёл. Точнее, один из сопровождающих его цыган по имени Лёня сказал, чтобы он не ходил и ждал у проходной с деньгами наготове. А дальше всё пошло наперекосяк. Неизвестно откуда взявшийся начальник охраны потребовал, чтобы они «очистили» территорию около проходной. Затем вышел Лёня и сказал, что «там» этот ворюга – завбазой оборзел и запросил сумму, почти как за свежее мясо третьего сорта. Говорит, что у него и без нас есть, куда списанную тухлятину деть. За меньшее он рисковать не хотел. Дело-то подсудное! Но в этом случае вся затея становилась бессмысленной. Оставался вариант простой и проверенный цыганским сообществом неоднократно. Украсть! Начальник охраны всё ещё маячил поблизости. Было достаточно холодно, и он согласился на выпить по сто пятьдесят без единого вопроса и даже намёка на подозрение в подвохе. Кто ж зимой и в такой холод обманывает? Потом цыгане увезли его в табор отдохнуть, а Лёня с Григорием отправились на железнодорожную станцию «Вологда – товарная» договариваться о двух вагонах под загрузку на Ленинград. Договорились быстро. Подписей под договором не ставили, а денег не жалели. Вагоны отогнали в тупик, чтобы не привлекать внимания во время погрузки. Проблему «правильных» накладных на мясо говядины второго сорта цыгане решили, как всегда, гениально просто. Они изготовили фальшивые, но первого сорта качества, на бланках накладных «Зари Коммунизма». По документам получалось, что два вагона с грузом продовольствия из Котласа следуют транзитом через Вологду в Ленинград. Оставалось только не попасться во время вывоза товара с базы подводами на гужевой тяге. Чтобы этого не произошло, надо было отвлечь определённую часть личного состава вологодской милиции. В тот же вечер зазвонил телефон дежурного городского управления милиции. Приглушённый с оттенком нервозности голос проговорил в трубку: «Завтра будет нападение сразу на три сберкассы в городе, на какие – я не знаю. Предупредите ваших…». В трубке раздались короткие гудки.

Убедившись через своих людей в том, что там отреагировали правильно, как и ожидалось, все задействованные в «операции» цыгане поспешили на базу, в то время, как личный состав вологодской милиции сосредоточился на городских сберкассах. Теперь нужно было «нейтрализовать» двух сторожей, вооружённых кое-как. Это оказалось нетрудно. Был мороз. Соответственно, один и второй сторож были немного «вдетыми», чтобы не замёрзнуть и для пущей зоркости глаза. Мимо проходной шёл случайный человек. Он неожиданно остановился и попросил огоньку. Разговорились…, прохожий оказался добрейшей души человеком, и предложил сторожу – герою гражданской, немного скрасить службу. От хорошего самогона кто ж откажется!? Тем более, что охранять-то нечего, если по слухам всё давно уже списали, как протухшее и негодное: «Так, для проформы стоим тут с Агафонычем с ружьишками, чтобы воробьев отгонять…».

В самогоне оказалось совсем немного снотворного. После этого в назначенное время двадцать подвод подъехали к базе и приступили к планомерному вывозу говядины. Важно было не повредить замки и двери в хранилище, чтобы мысль о насильственном похищении не смогла прийти в голову никому. Пусть завбазы сам отдувается, если захочет заяву в милицию накатать. Мясо вывезли, но не прямо на товарную станцию, а сначала в табор, расположившийся сразу за восточной оконечностью города. Товару надо было «отлежаться» дней пять не меньше, и только потом – на погрузку на железнодорожную станцию, где в тупичке ждали вагоны. Через два часа всё было кончено. Мясо было вчистую списано по сроку годности. Его просто не стало. Его номинальная стоимость составляла ноль рублей и столько же копеек. Искать ценности, не имеющие никакой ценности или заявлять в милицию о пропаже этих ценностей не имело смысла. Это хорошо осознавали заведующий продуктовой базы и начальник охраны, к обеду следующего дня вернувшийся из табора.

«Заявишь – сам себя во вредители и запишешь. А дальше всё по сценарию с конечным пунктом назначения – Беломорский канал!..» – подумал расстроенный от упущенной возможности улучшить своё материальное положение, заведующий. От греха подальше был немедленно составлен соответствующий акт о списании с последующим уничтожением, как оно и должно было быть по правильному. Мясо в этот раз исчезло также и формально. А через две недели кооператор – заготовитель Григорий Козлов отчитывался в кабинете у председателя о проделанной работе. За вычетом всех расходов на оплату долевого участия цыганской общины г. Вологда и доставку товара в Ленинград, сумма составила девяносто пять тысяч советских рублей при максимальной на то время зарплате промышленного рабочего – сто семьдесят рублей в месяц!