Ребенок - Евгения Кайдалова Страница 8

На этом месте вагон качнуло – поезд стал тормозить в туннеле. Я потеряла равновесие, продолжая по инерции мчаться вперед, но Антон вовремя схватил меня за плечи и удержал на ногах, притянув при этом к себе.

– Э-э, дорогая моя, надо побольше заниматься ушу, а то чуть что – теряешь точку опоры.

Он продолжал держать меня, хотя поезд уже спокойно отдыхал на рельсах. Фактически это были полуобъятия – мы стояли почти вплотную друг к другу. Антон был выше меня почти на целую голову, а плечи его широко расходились вправо и влево от моих; мне казалось, что если бы он захотел окружить меня своим телом, то мог бы легко это сделать. Он был в сетчатой летней безрукавке, и сейчас, когда мышцы напрягались, удерживая меня на месте, бицепсы казались просто шарообразными, а рука от кисти до локтя – треугольной. Он вполне мог бы позировать для образа молодого Ильи Муромца, тем более имея такое чисто русское широкое скуластое румяное лицо и пшеничного цвета волосы. Самой характерной чертой его лица была постоянная задушевная, немного простоватая улыбка. Смеясь Антону в ответ, я подумала о том, что от Ильи Муромца до Иванушки-дурачка не так далеко, как кажется. Остановимся на среднем арифметическом между ними – на Иване-царевиче.

Поезд начал медленно трогаться. Антон стиснул мои плечи еще крепче и притянул меня еще ближе, так что живот мне теперь задевала пряжка его ремня. И тут я вышла из оцепенения: поезд раскачивался, набирая скорость, мы с Антоном чуть пошатывались ему в такт, и в какой-то момент я ощутила поднявшуюся внизу живота и плывущую наверх горячую волну. Такое со мной случилось впервые, я даже не поняла, что это было, но почувствовала себя удивительно хорошо и удивительно неспокойно: словно кто-то со знанием дела уколол меня в самые нервы сотней сахарных иголок.

– Знаешь, это большая редкость, что мы встретились в метро, – произнес Антон.

Это не было такой уж редкостью на «студенческом» участке Сокольнической линии – от «Парка культуры» до «Юго-Западной». В то время я об этом еще не знала, только с надеждой спросила:

– Может быть, нам по пути?

– По пути до «Университета».

– Ты ТАМ уже учишься?

– Уже три года как учусь. На геологическом факультете.

Это был самый легкий для поступления и самый необременительный с точки зрения учебы факультет. В то время я об этом тоже еще не знала и прониклась к Студенту подобострастным уважением. Точно так же я уважала бы человека, покорившего Эверест.

– Трудно было поступать?

– Да фигня! Только сочинение дурацкое пришлось писать: обо всяких там «маленьких людях» у Достоевского.

– У нас тоже была такая тема! – воскликнула я в восторге от того, что между мной и обитателем другой планеты находится все больше точек пересечения.

Темы экзаменационных сочинений не меняются десятилетиями. Но в то время я об этом опять-таки не знала.

– Я бы о «маленьких людях» писать не взялась.

– А мне было все равно, что писать. Взял с собой шпоры – штук двадцать, – думаю, хоть одна из этих тем да попадется. Вот и попалась.

– И тебе удалось списать?! У нас одного выгнали за шпаргалку.

– Так шпаргалка без ловкости рук ничего не стоит. Уметь надо – знать know how!

В то время я, конечно же, не знала, что студента, списывающего со шпаргалки, видно всегда, а попадется он или нет, зависит от доброй воли преподавателя. Мое уважение к Антону приобрело романтически-криминальный крен: точно так же я оценила бы ловкость обаяшки бандита, обчистившего банк.

После этого мы несколько минут катились по рельсам молча. Я молчала оттого, что было упоительно-приятно находиться в такой близости от человека старше себя, больше себя, опытнее и искуснее себя; не хотелось разрушать это чувство разговором.

Поезд сейчас проезжал единственный открытый участок трассы – мост над Москвой-рекой. Зрелище было жутковатое: из обоих окон не видно никакой опоры, кроме воды. К счастью, я это видела не в первый раз.

– Страшно? – спросил Антон.

Я не могла не подыграть ему:

– Очень!

– А я, между прочим, могу раскачать вагон…

Уже знакомым мне движением Антон стал переносить тяжесть тела с одной ноги на другую, как если бы действительно задался целью столкнуть вагон с рельсов. И как бы смешно это ни было, мне действительно стало страшно, словно я, как ребенок, свято поверила в правдивость игры. Я с визгом вцепилась в Антона, прижимаясь уже по-настоящему.

– Ты что?! Перестань! Ну пожалуйста, не надо!!!

Он перестал «раскачивать» вагон и с довольной ухмылкой положил сцепленные в замок руки мне на плечи, так что голова оказалась словно в петле.

– Слушай, где ты живешь в ДСВ? – спросил он тихо.

Я ответила. Было бы невыносимо думать, что эта игра – не для меня. В детстве я обожала прятки и всему на свете предпочитала те секунды, когда дрожишь от возбуждения, сидя в засаде, не смеешь поднять головы и, холодея, слышишь прямо перед твоим укрытием шаги водящего…

…Вагон снова провалился в подземную черноту, а минуту спустя замелькали белые колонны станции…

– Инна, выходим, не тормози!

Антон буквально выдернул меня за руку из вагона, куда уже начали заходить пассажиры. Это была его станция – «Университет», я должна была сойти на следующей. Антон поправил на мне перекосившуюся в давке кофточку, развел в обе стороны растрепанные волосы, так чтобы они не закрывали лоб.

– Значит, дальше нам не по пути? – спросил он, проводя пальцами по моей щеке. – А что тебе делать в твоем ДСВ? Пошли со мной?

Я вздрогнула и посмотрела на Антона так, как если бы не видела до сих пор. Он хочет повести меня за собой…

Наверное, согласие следовать за Мужчиной повсюду было написано у меня на лице, потому что Антон без лишних разговоров взял меня за руку и повел к выходу из метро.

Я впервые в жизни подходила к зданию МГУ на Воробьевых горах с его центрального входа, который засасывал всю многотысячную армию спешащих на лекции студентов и преподавателей. До сего момента я многократно видела университет на открытках или живьем – издали, привычно восхищалась его скалоподобными формами, но только сейчас, вступая через турникет в его бездонное чрево, я поняла, куда я на самом деле попала.

Это место помпезно именовали храмом науки… Нет, здесь не просто храм, а какая-то квинтэссенция всех известных человечеству соборов, базилик, святилищ. Подходишь и видишь готические, вознесенные в небо формы; окидываешь взглядом – он расплывается до треугольника египетской пирамиды, а вход стерегут два огромных бронзовых сфинкса – мужчина и женщина, – слуги науки с непроницаемо-вдохновенными лицами. Проходишь через турникеты и чуть дальше – в круглый холл, а там перед тобой уже античная колоннада. Между колоннами, как статуи богов, высятся стенды с газетами, и каждая говорит голосом одной из бесчисленных ныне в стране партий.