Пока не пропоет петух - Чезаре Павезе Страница 8

Вот она, гнездившаяся в его душе боль. Его девушкой оказалась Конча, любовница развратного старика и похотливых парнишек. А будь она другой, пожелал ли бы ее он? Конча пришла из мест более потаенных и уединенных, чем эта деревня наверху. Вчера, разглядывая балкон с геранями, Стефано отдался ей, сладострастно вдыхая чистый тугой воздух, который напоминал ему ее упругую, танцующую походку. Даже в грязных низких комнатах с неизбывными квашнями, украшенными гирляндами из красной или зеленой бумаги, с потрескиванием древоточцев, с балками, увешанными, как стойла, кукурузными початками и ветками оливок, ему мерещилось ее козье лицо, ее низкий лоб, а также мрачная, извечная близость.

— Вы видели дона Джаннино Каталано? — спросил Феноалтеа, раздавая карты. — Ваш ход, инженер.

— Он не пошел, потому что отправился в гости, — ответил Стефано.

— В праздники у него всегда много дел, — серьезно проговорил Винченцо. — Спросите Камобреко, что он думает о его походах в гости.

— Камобреко — старый ювелир, — объяснил Гаетано, — в прошлом году он выстрелил в него из пистолета из окна спальни. Пока старик подсчитывал деньги, дон Джаннино Каталано ублажал его жену. Потом все уладили, сказав, что ночью старик принял его за вора.

— И вы в это поверили? — сказал кто-то.

— Никто не поверил, но Камобреко, чтобы жить спокойно, предпочел вора. Инженер, до того, как уйдете, хочу поговорить с вами.

Гаетано проводил его до берега. Под палящим солнцем вспотевший Стефано старался не останавливаться, чтобы побыстрее раздеться у моря, а приятель удерживал его за руку.

— Пойдемте купаться, Феноалтеа, — предложил Стефано.

Гаетано остановился в тени между двумя домами.

— Вы так привыкли к морю, что вы будете делать зимой? — спросил он.

— Привычек-то у меня много, да вот я один.

— А женщины, инженер, как вы без них обходитесь? У вас нет такой привычки?

Стефано только улыбнулся в ответ.

— Не задерживаю, инженер, идите, купайтесь. Но я хотел бы вас предупредить. Уже четыре месяца — верно? — как вы… хм, не дома. Вы мужчина?

— Достаточно об этом не думать.

— Извините, это не ответ. Так вот, я хотел вас предупредить. Не доверяйте дону Джаннино Каталано. Если вам понадобится женщина, скажите мне.

— При чем тут это?

Гаетано двинулся по засыпанной песком улочке, вновь взяв Стефано под руку; за углом распахнулось море.

— Вам действительно нравится эта служанка, инженер?

— Какая?

— Да ладно, инженер, чего уж там… Конча, разумеется, которая вам кажется козой. Да?..

Стефано остановился в неподвижном воздухе. Неожиданно он произнес: «Феноалтеа…»

— Не волнуйтесь, инженер, — пухлые пальцы пробежали по его руке и погладили ладонь. — Я хотел вас предупредить, что в том доме, где Конча прислуживает, она путается с доном Джаннино Каталано, а он не из тех мужчин, что могут поделиться женщиной. Особенно с вами, ведь вы не здешний.

В тот день в воде плескалась целая ватага ребятишек, двое из них шумно поднимали брызги у самой скалы. Стефано, сидя на песке, лениво на них поглядывал. Они, голые и темные, как морские моллюски, громко вопили на своем диалекте. За пеной прибоя все море казалось Стефано остекленевшим, пустынным пейзажем, перед которым все его чувства отступали, как тень под его коленями. Он закрыл глаза и перед ним пронеслось облачко от трубки Джаннино. Напряжение стало настолько болезненным, что Стефано поднялся, чтобы уйти. Какой-то мальчишка что-то ему крикнул. Не оборачиваясь, Стефано поднялся по берегу.

Он боялся, что этим вечером Элена придет к нему. Утром, проснувшись в своей кровати, он так страстно, так безумно ее желал, а теперь желание совсем пропало. Ему хотелось быть одному, забиться в угол. Перед ним, как в свистопляске вчерашнего дня, кружились смеющиеся, неясные, шумные, глупые лица других людей или же внимательные и враждебные, как в самом начале или же как час назад. От взглядов с подвохом, от вкрадчивых прикосновений пальцев у него по коже пробегали мурашки. Он чувствовал, что находится во власти других. Элены, которая обращалась к нему на «ты», и у нее было право порицать его взглядом; свою потаенную душу он глупо выставил напоказ в остерии, а тоску ночи вытащил на яркое солнце.

Стефано закрывал глаза, и его лицо каменело.

Он почти бежал вдоль насыпи. Мимо дома Кончи он прошел, не оборачиваясь. Когда он был уже далеко, и перед ним поднималось пустое небо, он понял, что за его спиной отвесно поднимается холм, и что он убегает.

Справа тянулось однообразное море. Он остановился, опустив голову, и мысль о том, что он испугался, успокоила его. Он тотчас понял всю нелепость происходящего, понял, что Гаетано все это наговорил из зависти, чтобы занять место Джаннино. У него так стало ясно в голове, что он спросил себя, отчего такая тоска, если он уже это понял, разговаривая с Гаетано. Ответ был только один и заставил его улыбнуться: невидимые стены, привычка к камере, которая возвела преграду всякому человеческому общению. И отсюда его ночные страхи.

Высоко, над холмом с белой вершиной, стояло облачко. Первое сентябрьское облачко. Он обрадовался ему, как приятной встрече. Возможно, погода переменится, возможно, пойдет дождь, и будет так приятно сидеть около двери, глядя на прохладный воздух, слушая, как затихает деревня. В одиночестве или с Джаннино с трубкой во рту. А, возможно, и без всякого Джаннино. Просто один, как у тюремного окна. Иногда — Элена, но никаких разговоров.